Погоняло 10/10

Прозвища в тюрьме раздают запросто —

хочешь ты этого или не хочешь,

но можешь огрести погоняло на ровном месте,

бац — и случайно брошенное кем-то точное слово

повиснет отныне на тебе до самой старости.

Бывший директор завода Степанов,

человек крупного телосложения,

носил очки и громко храпел по ночам,

поэтому с ужасом и нетерпением ждал,

какая же кликуха прилипнет к нему в СИЗО.

Даже подкатывал к старшему с этим вопросом.

Синий от наколок авторитет Серёжа Бург,

похожий внешностью на Кащея Бессмертного,

а голосом на персонажа Вицина уголовника Хмыря

из старой комедии про джентльменов удачи,

над Степановым тихонько посмеивался:

— Какое тебе погоняло под сраку лет?

Старый, он и есть Старый, чего тут плохого?

Был бы помоложе, не такой здравый,

так давно бы что-нибудь учудил. Правда, Весёлый?

Молодой глупый воришка по кличке Весёлый,

в тысячный раз проигрывая Бургу в нарды,

печально кивал лопоухой стриженой головой.

Весёлым его прозвали за тягу к приключениям —

чудил он почище клоуна, постоянно и бестолково,

заставляя всю камеру хохотать над собой,

потому и прозвали его бродяги Весёлым —

вот только смеяться при этом он совсем не умел.

Не был Красным Васей и шустрый малец,

которого весёлые контролёры якобы случайно

подкинули в чёрную хату — для развлечения,

а больше для того, чтоб научить уму-разуму,

уж больно дерзкий пацан блатовал.

Через час прописки, устроенной ему по всем правилам,

мальчишка в ужасе выломился на продол,

и наученный горьким опытом,

ворвался в очередную камеру с криком:

— Вечер в хату, я — вася, я — красный!

Долго ещё хохотало над Красным Васей СИЗО.

В одно распрекрасное раннее летнее утро

Степанова растолкал его семейник Константин.

Сон зека — вещь святая, если будят свои,

значит, случилось нечто из ряда вон выходящее.

Оказалось, что пришёл этап с централа,

и первый же вася притаранил маляву,

в которой большими ворами предписывалось

идущих с этапом лютых беспредельщиков

Глобуса, Бройлера и Наполеона

в хаты не пускать и мочить не жалея сил.

Имена были до боли знакомые,

всех троих знали как отъявленных скандалистов,

тупой, толстый и наглый наркодилер Бройлер

как-то раз упросил наивного Степанова

написать за него кассационную жалобу,

а когда по ней в суде отказали, начал нести чушь —

поскольку не сам-де Бройлер её накорябал,

то она юридически недействительна,

он хочет немедленно подать новую,

а Степанов написал намеренно ерунду,

чтобы несчастного безвинного Бройлера извести.

Степнов было всполошился и закипел,

но его успокоили — такая вот гнида Бройлер,

впрочем, как и все, кто связан с наркотой,

таких историй за ним уже вагон и тележка.

В это утро от Степанова требовалось вот что —

старшего срочно вызвал в оперчасть "кум",

и он остался единственным в хате,

кто знал легендарного Бройлера в лицо,

мог опознать неуловимого беспредельщика,

дабы отправить того на мороз.

Степанов растолкал агрессивных сокамерников —

на полу у двери сидел молодой парняга,

явный спортсмен, которому уже навесили,

поскольку он встал в бычку и начал буксовать.

Яростнее всех рвался в бой Весёлый,

готовый за компанию уработать кого хочешь.

Степанов присел к пострадавшему,

задал единственный вопрос и засмеялся,

услышав ответ: "Удивил ты сегодня, Господи!"

— Ша, господа! Это пассажир по имени Бойлер!

Погоняло у него такое, воду греет он,

типа кипучий, нагревается быстро, может ошпарить.

Ну, "шабибон" по-тюремному, вспомнили?

Во-о-от! Кипятильник, короче, понятно?

А отписано нам за Бройлера! Это цыплёнок, значит.

Понятно? Этот — Бойлер, а тот — Бройлер.

Ошибочка вышла, господа...

Через полчаса вернулся старший Серёжа,

договорился отправить спортсмена к своим,

те умудрялись качаться даже тут, в СИЗО,

любили помериться силушкой, побычить.

Оказалось, что всех трёх мятежных сидельцев

засунули от греха подальше в отдельную хату.

Вечером Степанов наварил каши с тушёнкой,

они дунули со старшим и Костиком косячок,

и Бург, любитель чая-купца, вдруг сказал:

— Что за времена! Погонялы мутные стали!

Вот раньше были Краб, Джем, Лопата...

А тут фраер какой-то этапом заехал,

так у него кликуха — Фрэш!

Это что ещё такое?

А-а-а, понятно теперь.

Жмых по-старому, значит, мля!

Ну и звали б так, а то манерничают — фрэ-э-эш...

А я-то сдуру куму ляпнул — петух, мол, поди?

Эх, Костя, куда катится этот мир!

Весёлый, хочешь кашу за нами доесть?

И сковородочку нам потом замоешь, да?

А в нарды сыграешь, если я фору тебе дам, а?

Вот, безотказный человек наш Весёлый,

уже месяц у меня выиграть пытается,

всё проиграл, одни трусы остались...

А давай твои трусы заиграем, Весёлый, а?

Ну да, конечно, трусы — это дело святое...

Ну, тогда на шалобаны, как вчера?

Планета заканчивала очередной виток,

в мире было опять тревожно от новостей,

а в Энском СИЗО мирно укладывались спать,

под светом вечно горящих лампочек

на шубе стен играли причудливые тени,

вызревала шишка на лбу Весёлого,

зевал на посту усталый контролёр —

всё было обыденно и до боли знакомо

в этом холодном и неуютном приюте бродяг,

ставшем для многих на время настоящим домом,

и только голодный наркодилер Бройлер

строил очередные дьявольские планы,

зловеще подвывая в кормушку:

— Бу-у-ург! Степанов! Я вас найду-у-у...