Полночный квест 10/10

«В Царскосельском вокзале

внезапно скончался неизвестный господин,

который, будучи доставлен в Обуховскую больницу,

был опознан как И. Ф. Анненский.

Ошибка возможна, но маловероятна».

Степанов ничего не знал об этом важном факте,

спеша по тем самым ступеням Витебского вокзала,

на которых умер когда-то великий поэт,

к поезду, уходившему в те далёкие края,

где всё тот же Иннокентий Фёдорович Анненский

встретил когда-то свою первую любовь,

молодую вдову, помещицу Хмара-Барщевскую.

Командировка Степанова в Ленинград закончилась,

пользуясь редким случаем, он решил заехать

в ту маленькую захолустную деревеньку,

в которой прошло когда-то его детство,

где прабабка Аксинья Дмитриевна

научила правнука читать, писать и считать,

где пас он коров и бродил по лесам,

мечтая отыскать в них чудеса невиданные,

а приносил всё больше грибы да ягоды.

Степанов намеревался доехать до Ржева,

пересесть ночью на поезд до Великих Лук,

чтобы рано утром оказаться в Западной Двине —

из этого небольшого городка предстояло ему

ещё километров тридцать отмахать на юг.

Справа были непролазные картавские чащобы,

а слева уходило далеко за пределы горизонта

печально известное болото, Пелецкий мох —

говорили, что площадь его куда побольше Москвы.

В купе оказалась хорошая компания,

сначали пили коньяк соседа сверху,

заедая колбасой, купленной Степановым в деревню —

в девяностом году в тех местах жили впроголодь —

потом сосед напротив расщедрился на самогон,

который гнал у себя дома лично-технологично,

будучи доцентом какого-то ленинградского ВУЗа —

в итоге попадали спать рано и беспробудно,

проводник побожился разбудить Степанова

за полчаса до Ржева, но закрутился и забыл.

В итоге едва Степанов успел сойти на землю,

как поезд тихо тронулся, его огни исчезли вдали,

а пассажир оказался на тёмном перроне

один-одинёшенек, что заставляло задуматься.

Был, был в жизни Степанова похожий момент,

когда заполошный проводник высадил его

за остановку до той, которая была нужна,

но проходивший мимо человек внёс ясность,

и Степанов успел вернуться назад в тёплое купе...

Но здесь был явно совсем другой случай,

поскольку под единственным тусклым фонарём

красовалась облупленная вывеска "Ржев-Белорусский".

Степанов суматошно заколотил кулаком в дверь,

пытаясь найти хоть кого-нибудь живого —

увы, вокруг царили тишина и давнее запустение.

Ориентиры во времени и пространстве

оказались в одночасье навсегда утеряны —

да, его часы показывали двадцать минут пополуночи,

но какого месяца, какого года и какого века?

Степанов не хотел бы оказаться в прошлом.

Ржев, до войны захолустный серый городишко,

за два года кровавых боёв сровняли с землёй,

а после освобождения в этих местах жили трудно,

одевались бедно, питались скромно, работали —

но мира взрослых в детстве толком не понимаешь,

прошлое нам всегда кажется светлым, но так ли это?

А ведь рассветы и закаты были тогда такого же цвета...

Но прошлое должно было быть живым, озвученным,

а тут ситуация гораздо больше походила на сюжет

знаменитых "Лангольеров" Стивена Кинга,

мир, куда попал Степанов, не был живым прошлым,

он пах плесенью, затхлостью и мертвечиной,

кто-то невидимый — и не один — смотрел на Степанова,

прячась до поры до времени где-то в темноте,

и тому вдруг стало страшно, он похолодел,

ощущая этот странный, нечеловеческий взгляд,

однако для пущей бодрости бодро и громко засвистел.

Рельсы! Рельсы должны были куда-то его привести,

далеко впереди теплился еле-еле электрический свет,

маячила хоть какая-то надежда встретить людей.

Незадачливый пассажир закинул сумку на плечо,

тяжесть и бульканье в которой сразу успокоили его —

пропасть с такими-то запасами колбасы и водки

в любые времена было бы решительно невозможно.

Ковылять по скользким шпалам пришлось недолго.

Вскоре Степанов вышел на освещённый переезд,

свернул на разбитую колёсами гравийную дорогу,

на которой тут же встретил живого человека —

весёлый пенсионер ехал на стареньком "москвиче",

обрадовался ночному попутчику как родному —

тут-то и выяснилось, что во Ржеве ДВА ВОКЗАЛА,

один на белорусской трассе, другой — на рижской,

поэтому надо добираться до Ржева-Балтийского.

За пару купюр дед быстро доставил гостя куда надо.

— Тут у нас такое частенько случается, да...

Вылезет человек из поезда, а куда идти — непонятно.

Выломится, как лось, на дорогу и ну голосовать!

Глаза сумасшедшие: "Куда это я попал? Где я?"

Если бандюки подберут, то понятное дело — беда!

Только ты, мил человек, и сам с виду полный бандит...

Степанов радостно хохотал водителю в ответ.

Через полчаса он уже сидел в зале ожидания,

вспоминая свои недавние страхи и посмеиваясь,

а в шесть утра сошёл на перрон Западной Двины,

легко шагнул в сырой и плотный утренний туман,

предвкушая, как расскажет родным при встрече

про свои ночные ржевские приключения —

этот мир был уже другим, понятным и предсказуемым.

А через много лет, уже совсем в другую эпоху,

узнав о том, что квесты стали хорошим бизнесом,

Степанов вдруг вспомнил свой ржевский "квест" —

Господи, как же ему повезло с развесёлым прошлым,

сколько адреналина досталось ему тогда задаром.

А может, счастье у каждого своё, специфическое?

Может, этот бесплатный адреналин и был для него

тем самым счастьем, о котором говорили Стругацкие?