Нилова пустынь 10/10

У подполковника Воротынцева

отпуск не заладился с самого начала —

через пару дней его дёрнули на службу,

поэтому жена-красавица и сын-балбес

улетели в Крым отдыхать одни,

пить водку в раскалённой Москве

в одиночку было скучно,

падшие женщины Воротынцева не влекли,

сослуживцы все разъехались кто куда,

душными бессонными ночами

он долго пытался уснуть —

ничего не получалось

из-за непонятной душевной маеты.

Служить в столице было приятно,

хотя приходилось крутиться,

жизнь катилась размеренно —

пять дней в неделю "равняйсь, смирно",

вечером в пятницу

непременные шашлыки, винцо и сауна,

потом семейно проведённые выходные

с элементами ЗОЖ и активного отдыха —

чего желать ещё российскому офицеру,

который по гроб жизни обеспечен,

знает "свой манёвр" и всегда готов

отдать жизнь за Родину-кормилицу.

Родина...

Ночью подполковника осенило —

давно мечтал он испытать

то самое чувство,

о котором рассказывали коллеги,

побывавшие в Ниловой пустыни —

все они возвращались оттуда просветлёнными,

причастившимися истинной святости.

Дело было за малым,

Воротынцев спустился во двор,

завёл машину

и к рассвету добрался в Осташков,

к просторам Селигера.

Песчаный берег был пуст,

над водой висел лёгкий туман,

на острове Столобном посреди озера

смутно виднелись купола монастыря,

полыхнувшие золотом

в лучах рассветного солнца

так ярко и неожиданно,

что подполковник охнул и перекрестился —

прямо на его глазах происходило чудо.

Гулко ударил колокол,

звук поплыл над озёрной гладью,

Воротынцеву стало вдруг трудно дышать,

на глаза его навернулись

горячие жгучие слёзы —

это была она, его Россия,

возрождалась его вера,

не парадная, не пафосная —

простая, идущая из самого сердца.

Он почувствовал, что свой тут,

что не одинок, не брошен,

что вера и Отечество —

это вовсе не пустые слова,

как всуе считал Воротынцев.

С ударами колокола в нём

возрождалось нечто забытое,

закипала кровь его предков,

испокон веку служивших своей стране,

древняя сила проснулась в нём,

заставив плечи развернуться,

а пальцы судорожно искать

рукоять невидимого меча —

подполковник знал теперь,

как будет драться и умирать за Родину.

К полудню он вышел из храма,

свежий, радостный и обновлённый,

размашисто и торжественно

перекрестился на сияющие купола.

Сидевший на скамье старый монах

весело улыбнулся Воротынцеву,

поманил к себе кривым пальцем и шепнул:

— Хороший ты парень, я посмотрю...

Русский? Москвич, поди?

Ну да, ну да...

Отвёл душеньку?

Это хорошо, да.

Ну, иди, Господь с тобой!

Да помни —

русские крестятся справа налево...