Избранные стихи. Часть1 (2008 --- 2019). Алексей Борычев 0/10

Алексей БОРЫЧЕВ.  ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ.  (2008 --- 2019 гг.)

 

Одиночество и люди 

Постоянство одиночества –

Нет полнее постоянства!..

Слава, деньги, бабы, почести

Не загадили пространства,

 

Где живёт, как будто в сумерках,

И творит мечте молитву –

Что во мне ещё не умерло,

Но почувствовало бритву

 

Многолюдия, веселия,

Бесконечных рож фугасы,

Всё людское злое зелие,

Хищных душ людских неясыть…

 

Человечишко! Что надобно

Для тебя? – Скажи! ответствуй!

Власти?.. Золота?.. Иль снадобий –

Сотворить волшебнодейство? –

 

Одурманить мозг, и в призраки

Превратить судеб пустоты?..

О… Какие мы капризные!..

 

Ну а сам, скажи, ну кто ты?..

Осень – звонкая звезда... 

Осень – звонкая звезда,

Тоненькая ветка.

Будто колкая вода –

Боль – беды соседка.

 

Клёны, сосны и закат,

Пышно разодетый.

Память – мысленный каскад

Канувшего лета.

 

Кто-то бродит по Земле,

Зеркалом бликуя.

Блик его в осенней мгле

Слаще поцелуя.

 

Потому что в блике том –

Свет иного света,

Где всегда, везде, во всём

Бед и боли нету.

 

Поредевшие леса…

Третье измеренье…

Где глядит в мои глаза

Змееносно время.

К сердцам... 

Стекло сердец – осколки.

Остатки января.

Вонзает в нас иголки

Ежовая заря.

 

Бессмертное терпенье

Смертельно сгущено,

Где пробивают тени

Полночное окно.

 

Простор… покой… да разве

Иное передашь,

Когда в душе не развит

Укор земных пропаж!

 

Когда двойник встречает

Лишь самого себя,

И ты идёшь, отчаян,

К себе, к нему…скорбя,

 

О том, что изменились –

И ты, и он, и все…

Пока к сердцам стремились

По скорбной полосе…

Пока ещё... 

Пока ещё – льдистою розою – солнце…
Пока по лесам – снегопадное время…
Но тенью весенней пространство смеётся,
Бросая на снег лиловатое семя.

Оно отлежится, весной прорастая,
И рыхло набухнут сырые сугробы,
И мартовских бликов душистая стая
В ручьистом вине восхитительной пробы

Легко заблистает, легко заискрится…
Всё будет по-новому, старое даже!
Забытой мечты золотистая птица
Сверкающей песней о счастье расскажет.

Отрешённостью дни разукрашены... 

Отрешенностью дни разукрашены.
Нарисованы кольца печали.
И страшны бесконечные скважины,
Что когда-то покой означали…

Где-то в сумерках летнего, южного,
Где-то в теле тропической ночи –
Заблудилась мечта непослушная,
И вернуться на север не хочет.

Тяжелеет молчание зимнее
И свинцом наливается время.
Кучерявится тьма под осинами,
Будто мира иного творенье.

Неразгаданны и не рассказаны,
Шевелятся лесные просторы.
Темнота непонятными фразами
Разъясняет десятки историй,

Что в ночи происходят таинственно,
Что сокрыты от сердца и ока.
И тогда ощущается истина
Белой птицей, летящей высоко.

Это ночью... А дни разукрашены
Отрешённостью, скукой, печалью.
В этих днях – бесконечные скважины
Сумасшествия, страха, молчанья.

Упрощение 

(сонет)

При повышенье измерений
Причины более просты. -
И, постигая суть явлений,
Раскроем тайну я и ты,

Когда почувствуем предметы,
В объёмном мире дух тая. -
Так открываются секреты
Небытия и бытия.

Там, где развитие получит
Энмерный мир перед тобой, -
Случайное - уже не случай,
Закон же - более простой.

Причина столь упрощена,
Что Истина сама видна!

Осення песня Времени 

В тускнеющей янтарности лесной
Запело перламутровое время.
Оно стояло к осени спиной.
Звучали тишины стихотворенья.
Их пело время красками высот – 
До крика памяти,
До гула страсти…
И было хорошо от этих нот,
И боль была от них, 
                                  и было счастье!..
И было то, чего не может быть,
И каждому хватало малой меры –
И тосковать, и злиться, и любить.
Хватало сил, желания и веры.
Но песня!.. песня вдруг оборвалась,
И время стало снова молчаливым.
Той песне эхо 
                        не дало пропасть,
И каждый побывать успел счастливым!

Аквариум... 

Аквариум леса осеннего
Заполнен воздушной водою
Оранжевый час. Воскресение…
Встречается счастье с бедою.

И точка их встречи отмечена
На тихой энмерной поляне.
Как много повсюду невечного!
Как много стареющих рано!

Оранжевый час. Воскресение….
Аквариум леса прозрачен.
Есть в осени что-то весеннее.
Но время от нас его прячет.

Мерцают блестящими рыбками
Бесшумно плывущие листья.
Осенней походкою зыбкою
Леса путешествуют лисьи

По мшистому днищу аквариума,
По влаге, по кочкам, по душам –
Навстречу весеннему зареву,
Навстречу сияющим лужам.

Иду, померанцевой стужею,
Алмазной пургою гонимый…

А все – с омертвевшими душами –
Куда-то идут, да всё мимо…

Идёт он, большой, богатый... 

Идёт он, большой, богатый,
Поющий молчаньем птиц.
С ним время, как пёс лохматый,
С глазами, ясней зарниц!

 

Идёт, в доброту обутый,
И – шариком – день в руках.
И весел, и пьян, как будто...
А волосы – в облаках.

 

Смеётся над всем, смеётся.
Идёт себе налегке.
Земля. Небеса. И солнце.
И время – на поводке…

 

Остыла поздняя вода... 

Остановилась. Монотонно остыла поздняя вода.
Стеклянный мир осиротевший тепла уже не получает.
Сквозь синь осин по мшистым тропам тепло уходит навсегда.
Октябрь молчит и безысходно играет скользкими лучами.

 

Кого спросить? Кому ответить?.. О чём? – Да просто ни о чём.
Сквозь памяти прищур глубокий видны события нечётко.
Бликует поздних дней водица холодным тлеющим лучом,
Не ведая ни колкой правды, ни лжи, ни горя, ни отчётов.

 

А гроздья снега за окошком видны отчётливо; висят
И багрянятся закосневшей улыбкой умершего лета.
По обезжизненным полянам беснуется толпа лисят:
Играют блики под ногами рыжехвостатым зимним цветом.

Лето... 

Переборы запятых
На прозрачных строчках
И нехватка слов простых
На твоих листочках.

Изумрудные стихи – 
Липовые ветки.
Блики, бархатные мхи,
Дней прогретых сетки.

Рыба сердца, в них попав,
Бьется плавниками.
Лени солнечный расплав
В бездну истекает…

21 – 22. 05. 2018

Осень тонкой гранью... 

Осень тонкой гранью начертила день,
И завис над полднем золотистый зАмок.
Световые нити… Дремлющий олень
На опушке леса… Сетка мелких ямок.

 

Вот оно – земного хрупкое звено.
Вот оно – что было, а потом исчезнет.
Пейте, пейте залпом времени вино,
Радость заедая чёрствой горя песней.

 

Ничего другого… Ничего потом…
Ничего – что было. Только настоящим – 
Только тем немногим мы ещё живём –
Тем, что видим, слышим. Нетерпенья ящер

 

Спит, сопит уныло этим ясным днём.
Но, конечно, завтра снова он проснётся.
И на оловянной чешуе, на нём,
Отразится солнце, стынущее солнце…

 

В покоях февраля 

Осиновое солнце февраля.
Теней искусство. Щебетанье бликов.
И день лесной –
                          насмешка короля,
По облакам бредущего со свитой.

 

Цвета предощущения весны
Застенчивы пока, хоть и капризны.
И мир завис в туманах белизны
Меж скалами кончины, страсти, жизни.

 

В покоях февраля царит покой.
Но комнаты его белей и ярче!..
Вбегает в них насмешливый такой – 
Лиловоглазый март – кудрявый мальчик.

 

И волосы, как золото, блестят.
Лиловые глаза полны лукавства.
Не поспешил бы ты, небес дитя!
Поют, звеня, продрогшие пространства…

И сетка лесов... 

И сетка лесов на болотистых землях,
И мхи, и лишайники, скалы и топь,
И атом, и космос, который объемлет
Всё это, конечно... и то, и ничто…

И много чего… Даже то, чего нету,
И быть-то не может ни здесь и нигде –
Всё, всё – одинаково в разных сюжетах,
Подобно червю и подобно звезде.

И скрипы ступеней, и лунные блики,
И моль, притаившаяся на чердаке… –
В иных измерениях кем-то отлитый
Кристалл, на Господней лежащий руке.

Как будто и не было ничего… 

Как будто и не было ничего…
Как будто – ни ты не была, ни я…
Шевелится некое существо –
Давно отпылавшая боль моя.

И вакуум писем и телеграмм
Уже поглотил и печаль, и грусть.
Осталась, подобная облакам,
Сырая тоска. Буреломы чувств

На мокрой земле, отсырев, лежат.
И нет в буреломах дорог и троп.
Лишь хриплые вороны всё кружат,
Кричат, предвещая судьбы урок…

Звуки фаянсовой грусти 

Лось шевельнулся в болоте.
Юркнула белка в дупле…
Берег тоски – в позолоте.
Радости берег – в золе.

Звуки фаянсовой грусти –
Вечера летнего альт.
Чьи-то шаги не отпустит
Чёрный горячий асфальт…

Чьё-то веселье – в печали.
Чья-то свобода – в петле.
Меркнут российские дали.
Тучи идут по Земле…

Одиночество – буковый лес... 

Одиночество – буковый лес.
В одиночестве больше простора.
В небесах, на воде, на Земле –
Беспокойства пустые повторы.

 

Высока одиночества боль.
Глубоки застаревшие раны.
Созревает земная юдоль
И дымят беспокойством туманы.

 

Но в колодцах забытых сердец –
Сероватые воды покоя.
Одиночество – счастья венец.
Одиночество – это такое

 

Бесконечно большое ничто,
Что похоже на малое нечто,
От которого каждый готов
Хоть на что-то надеяться вечно…

 

 

Зарисовка... 

Тонка удавка – времена. Пространство – мыло.
И быстрый шаг, и острый глаз – всё это было…

И свет сквозь слёзы, смех и плач – цветные краски.
И – разрисованы – лежат паяцев маски.

На них узоры, и мазки ещё не стёрлись.
Они пылятся на столах небесных горниц.

А горницы белы, светлы. Цветы на окнах.
И отражаются цветы в зеркальных стёклах.

А за окном, большим окном, извечно утро.
И все стоят, и все молчат – живые будто…

Небеса. Паруса. Полюса 

Два события — два божества…
Чернота — это маркер былого.
Жестяная лепечет листва,
Но невнятно листвяное слово.

 

Забери ты себя у меня.
Забери. Забери. Забери же!..
По дороге тоски, семеня,
Моя память уходит по жиже:

 

По грязи бесполезных времён
Ожиданий, надежд и томлений…
Было то, что похоже на сон
И на ласки безвыходной лени.

 

Небеса. Паруса. Полюса.
Да какие-то символы, знаки.
Бесконечно черна полоса.
Стёкла битые. Свалки. Бараки

 

— Алла, где-то гудят поезда!
— Алла, ты пропадаешь в тумане!..
Громыхают на шпалах года
И шумят небеса в котловане.

 

— Алла, всё обращается в прах!
— Алла, всё уж давно обратилось…

 

И веселье похоже на страх,
И презренье похоже на милость.

 

Светло дрожание струны... 

Светло дрожание струны
Лесных апрельских дней.
Кольцо берёзовой весны
Смыкается тесней.

 

Стеклянный солнечный сосуд
Наполнен по утрам
Огнем расплавленных минут,
Цветением костра.

 

Сгорают спички вечеров,
И сквозь закатный блеск -
Загадочный иных миров 
Зеркальный арабеск.

 

Тропинки юности видны,
Как тени при луне.
По ним весны гуляют сны
В сквозной голубизне.

 

Звенит апрельская струна,
Совсем недалеко.
Оранжевые времена
Поют светло, легко!..

 

И где-то рядом ты, но я
Тебя не узнаю.
И боль усталая моя
Не знает боль твою…

 

Вне времени рождаются миры... 

Вне времени рождаются миры,
Вне времени, причины и пространства.
И каждый проживает до поры,
Пока не станет тенью или царством.

Вот так… вот так и мы с тобой живём,
И царство света путается с тенью.
Вчера ещё была ты божеством,
Сегодня ты – погибшее растенье!

Всё обратимо, зыбки все миры –
И твой, и мой. Предел релятивизма
Для чувства и прозрения закрыт,
Как тайна смерти или счастье жизни.

Так будем поклоняться красоте,
Лучу и ночи, трепетному мигу.
Узнаем тайны знаком на листе,
Открыв случайно найденную книгу.

И это всё, что можем ты и я…
Но даже то, чего никак не сможем,
Заполнит все пустоты бытия,
И лёгкий ток пройдёт по нашей коже…

Зелёные блёстки. Лиловые брызги... 

Зелёные блёстки. Лиловые брызги.
Берёзовый лес изумрудной души.
Читаю в траве бесконечные списки
Весенних событий в листвяной глуши.

Поляны смеются ромашкой. Болотце
Морщиной коряг улыбается мне.
А временем прошлым пропахшее солнце
Кукушкою плачет в лесной тишине.

Здесь нет никого и, наверно, не будет –
До вечера, ночи, до нового дня.
Пропавшие люди! Пропащие люди!
Забудьте, забудьте про лес, про меня!

Здесь горе уснуло, и счастье уснуло.
Остались забвенье, спокойствие, сон.
Анютины глазки – слезинки июля –
Я вашей печалью в себя унесён.

И бликами плачут пространство и время,
Но плачут спокойно, легко и светло.
И чьё-то крыло из иных измерений
Полдневным покоем на плечи легло…

 

Куплеты ("Вижу птица, вижу сокол...") 

Вижу птица, вижу сокол,
Вижу талая вода.
Устремляется высоко
Вековое никогда.

Устремляется, стремится
Дотянуться до того,
Чьих усилий злая спица,
Ах, да не свяжет ничего!

И лепечет под ногами 
Землеглазая весна.
Удивлёнными кругами 
В нас уходят времена.

Угрожающим распадом
Заболела пустота.
Беспокойства красный атом
Расщепляет немота.

Вижу птица, вижу сокол,
Вижу талая вода.
Устремляется высоко
Вековое никогда.

Заполняют, разгоняют... 

Эти клетки дополняют, заполняют, разгоняют
Ромбы, кольца – бесконечно – уменьшаются, дрожат.
Умножается на время, результата не меняя,
Полимерного пространства замедляющийся шаг…

 

Ты – туда, а я – обратно. Не сойтись и не столкнуться,
Не сомкнуться, не столкнуться, не вернуться, не сойтись.
Будто грани постоянства разбиваются о блюдца.
Будто камни беспокойства разбиваются о мысль…

 

Сам себе – и ложь, и правда. Сам себе – многоугольник,
На события разбитый, пропадает в никуда.
Хаотично и бесцельно фибриллирует мой дольник,
И в его нечётком ритме тихо плавятся года.

 

Кое-что теперь знакомо – снеговые телеграммы
Посылает – то ли небо, то ли бездна – в сердце мне,
За стеною снеговою открывая панораму,
Где отчаянье рождает белизну на белизне!

Расколото... 

Ничто никогда не бывает цельным…
Цветными шарами искрится поле.
Гирляндами света украшен ельник.
И облако в небе, как белый кролик.

 

Весна. Полыханье зарниц. И небо –
Уже закипевшее пред грозою…
В тебя от себя ухожу, и нежно
Лицо обжигаю твоё росою.

 

Росой, потому что гроза утихла.
И вечер сиренев и остр до боли. –
И вот уже звёзд огневые иглы
Проткнули шары: опустело поле.

 

А мы улыбаемся, будто вечны –
И эта весна, и простор, и счастье…
Но как-то нелепо, бесчеловечно
Расколота жизнь на куски, на части…

 

Облака, свиваясь в кокон... 

Облака, свиваясь в кокон, то сжимались, то взрывались,
Хлопья снега источая из невидимых хлопушек.
Юркий день тоски бечёвку намотал на снежный палец,
А потом ударом резким вечер о закат расплющил.

И небесные герани, розы, флоксы, цикламены
Увядали, опадали, лепестки во мгле кружились.
Об колено разломила ночь дневные перемены,
Напрягая до предела тьмой сверкающие жилы.

Ничего, и – только ветер, ничего, и – только стужа.
Сосны прыгают в сугробах, ели хмурятся в снегах.
Скоро на снега прольётся утра огненная лужа.
Бьётся сердце чёрной чащи в гулкой темени кругах.

Тебе нести зарю и звёзды... 

Тебе нести зарю и звёзды
И чёрной памяти гранит
Туда, где так легко и просто
С тенями лучик говорит,

Где просыпаются столетья
От талых снов небытия
И где в руках былого лета
Судьба пульсирует моя.

На землю в панцире из снега
И капли малой не пролив,
Неси кувшин зари и неба,
Земную злобу укротив!

И всё одно. И все едины... 

И всё одно. И все едины.
И – серебристая тоска – 
На фоне гаснущей картины,
Где осень с дулом у виска.

Непостоянно постоянство.
А в тесном неводе времён
Опять запуталось пространство
И погрузилось в зимний сон.

Опять тускнеющим узором
С небес на ветки пал октябрь.
Сквозят безлистные просторы –
Наполнить холодом хотят

Леса, луга, поля, болота…
Но оживает иногда.
Предощущение полёта
Во временнОе никуда,

В оцепенение событий,
В анабиоз страстей и чувств…
А всё прошедшее – забыто.
Забыто намертво. И пусть!

Леса, исполненные светом,
Легко высвечивают мысль
О том, что бесполезно где-то
Искать хоть в чём-то некий смысл!

 

Вода зимы 

Вода текла, не размыкая
Круги столетней ветхой тьмы,
Тяжелоцветная, густая,
Несла предчувствие зимы.

 

Не потому что льдистой крошкой
Она туманила глаза,
Не потому что снежной мошкой
Летела наземь бирюза…

 

Не потому… А отчего же? – 
Не догадаться, не понять.
Змеится лентою по коже
Воды смертельной благодать.

 

На звон небес благословляет,
На тот неповторимый звон,
Что небо тусклое роняет
Предзимней музыкой на сон.

 

И ноября тугие вены,
Водою полные густой,
Набрякли необыкновенно
Белёсой этой густотой.

 

Вода. Воде. Воды. Водою…
И снова кончились слова…

 

А за небесной синевою
Видна земная синева… 

Сверкая... 

Смотря в бинокли зоркой осени,

Я вижу будущее лето…

Дождливых дней тоскливый косинус

Сентябрь высчитывает где-то.

 

Как математики, рассеянный, –

Как листья по земле, – рассеян…

 

Плывут по небу тучи с севера,

Сверкает сам колючий север.

 

Сверкает сумрак, сном пронизанный,

Крупа сверкает ледяная.

И беспокойство птицей сизою,

Летая к северу, склоняет

 

Все мысли и мечты, и в памяти

Свивает гнёздышко забвенья,

А в сердце скупо рассыпает мне

Томительные откровенья.

Одно... 

Спасибо всем, кто был со мной жесток,
Кто был несправедлив, надменен, алчен!..
Сиял победой ясный мой восток,
Хоть запад был окраской неудачен.

Спасибо и тебе, трёхмерный мир,
Что мне являл и радость, и томленье.
Хотя мирок души и сер, и сир,
Перед земным склоню свои колени.

Но страшно непредвиденное мне –
Всё то, чего предугадать не в силе.
Его фрагменты вижу в вещем сне,
Как надпись на стареющей могиле.

Вот этого принять-простить нельзя.
Да и кого, кого прощать за это?
Людей, чья мысль молчит, по тьме скользя?
Беспомощных пророков и поэтов?..

В стремительной погоне за руном
Никто века не чувствовал, не мыслил
О том непредсказуемом Одном,
Перед которым всё теряет смыслы!

И как обратно время устремить?
Причину после следствия поставить? –

И вот – непокорённое людьми
Небытие над нами жёстко правит…

В саду 

Влажный августовский сад.
Яблоневы души.
Чей-то шёпот, голоса –
Дрёмы не нарушат.

Не слетит с ветвей небес
Звёздная синица.
Суетливый мир исчез?
Или это снится?..

Меж дерев – во тьме стоят – 
Лунные олени.
Блики беспокойно спят
На моих коленях.

Серебрятся травы, мхи…
Голоса стихают.
Хочется слагать стихи
И молчать стихами…

Ностальгически... 

Памяти белый дымок.
Лучик, вонзившийся в стену. -
То, что я так и не смог.
То, чему нету замены!

То, чем вздыхает июль,
Росы роняя на травы.
Тихо колеблется тюль...
Сумрак синеет лукаво...

Ночи распахнуты. Блеск
В их коридорах гуляет.
Вечно изменчивый лес
Первые листья роняет.

Облако нервных теней
Под фонарями кружится.
Чувства - погибшие птицы.

Мысли - темней и темней...

Самой-Самой!.. 

От такой красоты можно лишь умереть,

Потому что с ней жить невозможно…

Это пытка огнём, это жгучая плеть.

Беспощадна, бездушна, безбожна!

 

От тебя расцветают, как сны, небеса,

Но цветы ядовиты, колючи.

И рыдают лучистых чудес голоса,

Беспокойно, тревожно, певуче.

 

Звёздный мир – воплощенье твоей красоты,

Каждый образ его, каждый атом.

Потому что вселенную кто, как не ты

Напитала страстей ароматом!

 

Потому что в очах  – изумрудная высь,

А в улыбке – бессмертие тайны;

И бессильны все чувства, прозрение, мысль

Перед ней, неизбежной, фатальной!

 

От такой красоты – погибают миры,

А погибшие – те воскресают…

Только знай – это всё до поры, до поры –

Той, пока мне тебя не хватает!

 

На ледяном автомобиле 

На ледяном автомобиле
Зима въезжает в город наш,
Сверкая фарой снежной пыли,
Как детства ясного мираж.

И, по проспектам проезжая,
Бросает звонкие огни,
Невероятная, большая,
Вонзая шпиль мороза в дни.

А ты смеёшься, отряхая
Снежинки колкие с ресниц.
Синицы холода порхают
Над пламенем твоих зарниц…

Листва 

Вода листвы кипит в котлах
Дождливой душной летней ночи.
Но грозовая ночь прошла.
Вода остыла. Не клокочет…

Я поздно встал. Смотрел в окно.
А в нём листвы шумело море.
Волна бежала за волной
В лесном темнеющем просторе.

Вода листвы грустна, густа – 
Вскипала с пеною на ветках.
По прутьям дальнего куста
Текла, струилась сквозь их сетку.

И контур каждого листа
Так чёток, резок, так отточен,
Что влажных листьев густота
С мозаикою схожа очень.

Но вся – колеблемый порыв,
Вся – тишины преображенье
В шуршащей красоты миры,
В законы сложного движенья!

Симфония Прошлого 

Я сам не знал, чего хотел от жизни, 
И жизнь – чего хотела от меня?.. 
Нектар тоски в хрусталь бессмертья брызни, 
Неутолимость вечная моя!.. 

Покой входил дождём в лесные залы, 
Где песни пел пьянеющий июль. 
Так много было мне! Так было мало! – 
Цветущего в глазах лесных косуль. 

Как веера, стоцветно распускаясь, 
Миры дарили девственный приют: 
Леса, лучи, озёра, небо, скалы, 
Мерцавшие снопы секунд, минут… 

Лесное незабудковое лето! 
Со мною ты… со мною только ты! 
Но в памяти, в её покоях где-то, 
Лишь только там цветут твои цветы. 

Лишь только там, увы… о память, память, 
К чему хранишь ты блеск былых времён? 
Симфония былого засыпает; 
И бесконечно крепок этот сон! 

 

Акросонет с кодой 

Когда прошедшее мертво, а в будущем седая мгла,
Рисую новые миры, цветистей радостных узоров,
И ты восходишь чистотой над чёрной бездною укоров,
Сияньем солнечного сна, бела, воздушна и светла.

Тоску земную укротив, ясней муранского стекла,
Искрится звёздная вуаль во тьме людских безумных взоров.
Не предавай, не продавай себя бездушию просторов,
Едва начав свой яркий путь, забудь кривые зеркала…

Кому – скажи – подаришь ты свеченье тёплых изумрудов?
А вечеров с тобой – кому – даруешь ласковое чудо?
Зелёный свет твоих очей, кому? – скажи, скажи, кому?..

И – тишина… и никого… и ночь осенняя прекрасна
Невероятностью твоей невинно грешной тихой страсти,
С которой медленно бредёшь по жизни к счастью своему.

Кому же – не молчи – кому подаришь ты своё бессмертье,
Отдав трепещущий комок, светящийся в твоём предсердье?..
Идя на самый яркий свет, не попадай в глухую тьму…

14. 12. 2017

Три стайки яблонь молодых... 

Три стайки яблонь молодых
На луг из леса прибежали.
Смотрю приветливо на них
Как на врагов моей печали.

Простор поёт, простор звенит
Пичугой малой в гуще сада.
Пронзает чувств моих зенит
Неотвратимости досада…

На каждой ветке времена
Бутончик алый распустили.
Тебя хватает мне сполна,
Земной и небыли и были.

Но страшно оттого, что здесь
Всё будет точно так, как было,
Когда привычной жизни песнь
Заглушит тишина могилы.

08. 09. 2017

 

 

 

 

 

Так часто в доме бьются зеркала... 

(сонет)

 

Так часто в доме бьются зеркала.

И солнечные зайчики играют

Осколками разбитого стекла,

Лучами разбегаются по краю

 

Осколков… Комната белым-бела.

И в ней, почти прозрачные, летают

Апрельские предвестники тепла,

Как будто птиц сияющие стаи.

 

А я сюда почти не захожу.

С меня довольно света, звона, блеска…

От ветра колыхнётся занавеска,

 

Повеет ландышем, дыханьем леса…

Я так привык не к жизни – к миражу! –

Что вне его не вижу интереса.

 

 

 

 

Вечер. Север. Осень. Лес 

Восьмое стихотворение "Северного цикла"

 

Вечер. Север. Осень. Лес.
Голубой лишайник.
Хмурый взор сырых небес.
Ощущенье тайны.

Ощущение времён,
Тягостно-тягучих.
Сине-снежный зимний сон
Проплывает тучей.

Серебристые стволы.
Осени мерцанье.
Колющей ночной иглы
Тихое дрожанье.

Красновато-бурый блеск
Ближнего болота.
Лиловато-серый лес.
Сумерки. Дремота.

Ночью, звёздами блестя,
По тайге невзрачной
В пустоту уйдёт октябрь,
Призрачный, прозрачный,

По озёрам проплывёт 
Северною рыбой.
Обернется небосвод
Каменною глыбой…

22.10. 2017

На крыльях серебряной птицы... 

Седьмое стихотворение "Северного цикла"

 

Пестрятся осенние дни
На крыльях серебряной птицы.
Сверкая, мерцают они,
Огонь их пыльцою ложится

На шар золотистых времён,
На кольца прозрачного леса.
Иду, в немоту погружён,
Земного не чувствуя веса.

Одеты в лесные лучи,
Искрятся овалы просторов,
Где осень тобою звучит,
Тоска бесконечных повторов.

В сетях посветлевших лесов
Запутались сонные чувства…
А вот, и зимы голосок,
Знакомый до льдистого хруста.

Встречаешь? – 
Встречаю… 
Встречай!

Сверкают морозные ситцы.
И снежная блещет парча
На крыльях серебряной птицы.

22.10. 2017

Карусели осени 

Шестое стихотворение "Северного цикла"

 

Цветной лишайник. Скал скупой оскал.

Сосны́ болотной щупальца кривые.

Тропинка та, которую искал

Среди трясин. Елани вековые.

 

Брусника. Клюква. Вороника. Мох.

И – ничего, что может быть иначе.

Озерный край. Тайги неспешный вздох.

Таежный мир, и чуткий он, и зрячий!

 

И – никого! Леса. Холмы. Леса.

Рябиновая осени улыбка.

Озёр суровых серые глаза.

Кругом – пестро, нестройно, зябко, зыбко.

 

И крутит блики солнечных лучей –

Раскачивает осень карусели

По пёстрому простору ярких дней,

Качает блики звёзд в ночной купели…

 

Но человек, незримый человек

Откуда-то всю жизнь идёт куда-то.

На юг: в простор степей, полей и рек…

Багровой лихорадкою заката

 

Прошита тьма, тревоги гулкой тьма.

Дойдёт ли человек до южной цели?

Тайга грустна, тайга почти нема.

Раскачивает осень карусели.

 

12. 10. 2017

Собрав озёр окрестных звоны... 

Второе стихотворение "Северного цикла"

 

Собрав озер окрестных звоны
В темнеющую чистоту,
Слепой покой взошёл на склоны
Туманных скал. Ночная ртуть,
Мерцая мелкими огнями,
Как пробуждение меж снами,

Катилась в клюквенную тьму…
Сентябрь. Ночей осенних бритвы
Кромсали смысл всего. Всему
Ломали схемы, алгоритмы…
Но кто-то шёл на тихий звон,
Под тихий свист иных времён.

Плутая в онеменье леса,
В сетях бесчисленных колец,
Не замечая жизни веса,
Не чуя стука злых сердец,
Он останавливался где-то
И слышал смех былого лета,

И сквозь себя он шёл к нему,
Просторы осени разрушив,
Презрев «зачем?» и «почему?»,
Сплетая жизнь из сотни кружев
Воскресшей юности. Покой
Мерцал озёрной чистотой.

27. 09. 2017

 

 

Росчерк 

Третье стихотворение "Северного цикла"

 

Неброский звук по вечерам скребет озёрные сердца
И наполняет чистотой брусничный блеск лесов карельских.
Октябрьским росчерком пера тайге мертвеющей мерцать
Сквозной осенней пустотой и дожидаться дней апрельских.

 

Но поплавкам декабрьских дней по временам ещё стоять
Отвесным пухом белизны, просолнеченной, вертикальной.
А после – чётче и светлей, прочнее кружевная гать
Предощущений крутизны весны грешно-маниакальной…

 

Но всё ещё октябрь… Увы. Ещё осколки впереди
Разбитых солнечных зеркал калейдоскопных снегопадов.
Бордовой памятью вдовы Змея колеблется в груди,
Как по краям гранитных скал колеблется расплав закатов.

 

Осенний звук 

Пятое стихотворение "Северного цикла"

 

Янтарь искровЫх времён крошится под ногами.
Вода ключевых озер смотрит в стекло бессмертья.
Пространство брусничной тьмы молча играет гаммы
Покоем живых трясин, чувствующих предсердья

Погоды ли, ночи, чащ, бегающих под небом
Готической ли сосной, северной ли берёзой…
Биенья стальных сердец – осени бой со снегом;
Но в полночи чёрен звук, утром он бледно-розов.

Дремота заклеит ночь клюквенной клейковиной.
Замедлят деревья бег, корни пуская в топи.
За звуком порочным, злым явится звук невинный,
И будет по лесу день прыгать, смеяться, топать.

Свалившийся сноп лучей с неба на землю ляжет.
Светящийся силуэт смело в себе растает.
И детскою синевой, смехом младенца даже –
Простится осенний звук с гаснущими устами.

28. 09. 2017

Ante frigora 

Первое стихотворение "Северного цикла"

 

Перекликаясь поездами,
Как птицы, станции живут…

Не знаю, свет поёт меж нами,
Полнясь густеющими снами,
Иль сумрак плачет наяву…

Живет в тоске осенней время,
В уста целуя пустоту.
И сквозь простор сквозных прозрений,
Считая стук тоскобиений,
В себя из памяти бреду.

Лесов осенних злое жало
В меня вонзают холода,
И время столь лилово, ало,
Что кажется оно устало.
Замедлились часы, года.

Но ледяной, декабреносный
Свет набирает высоту
И снова поджигает сосны;
Ступает север гулко, грозно,
Считая за верстой версту!

 

Память 

Станция «Подлипки»! Станция «Подлипки»!

В ней, как соль, растворены молодости слитки.

 

Остывающий перрон, звуки электрички

Зажигают прошлых лет крохотные спички.

 

Прошлых лет, когда тобой время сладко пело,

Заглушая тихий стон скорбного предела…

 

Вечерок. Огни витрин. Мы идём по снегу.

Смотрит ласково на нас пасмурное небо.

 

За витринами цветы. Чей-то голос грубый…

Покупаешь розы ты. Мы идём до клуба.

 

Тихий город Королёв мимо нас проходит.

Дом культуры. И концерт. Новикова, вроде…

 

Сиротливые дома заметает вьюга.

Нам с тобой тогда никак было друг без друга.

 

Сколько лет уже прошло! Десять?.. Иль пятнадцать?..

Нет тебя со мной давно.

 

                                      Надо постараться

 

Пение былых времён, опьянев, услышать:

Вновь приехал я сюда, из вагона вышел…

 

Переход. Передо мной крохотная площадь.

Дождь. Осенний серый дождь день пустой полощет.

 

Покупаю водку. Пью. Хмель по венам хлипкий

Возвращает вас ко мне, Прошлые «Подлипки»!

Осенняя прогулка 

 Морозная соль, как печали улыбка,
Сверкает тревогой на стылых стволах.
И осень целует тоскливостью липкой
Смиренье, горча у него на губах.

…Красивая девочка. И молодая.
Наверно, не больше семнадцати лет.
Со мной по дороге идёт, утопая
В осеннем тумане, похожем на бред!

Улыбка искусственная. Неспокойно.
Чего-то совсем неспокойно в душе.
Та девочка большего в жизни достойна,
Чем плавать в пустом временном мираже,

Чем думать о том, что всего не хватает.
Она ведь красивая! Счастья бы ей!
И солнечных дней лебединую стаю!
Но где-то мы в чаще, как в царстве теней.

Чего она хочет! Чего она ищет!
В лесу ли пустынном, во мне ли, в себе…
Да просто бредёт за фортуною нищей,
Покорная злой и нелепой судьбе.

И лес, и октябрь, 
                  и тропа с буреломом
И ели, как вороны, злые, стоят.
И – нет подходящего честного слова.
И всё – не о чём, не о том, невпопад!

И я понимаю – чего-то случится.
Конечно, случиться чего-то должно!
Она улетит запоздалою птицей.
Так будет. Так кем-то уже решено!

Мерцание 

Семья оранжевых сияний

Нашла серебряный предел,

И миражи, как марсиане,

Брели в сияниях без дел.

 

А древо – зиму источало

Из льдисто-солнечной души.

Земного было слишком мало

В лесной мерцающей глуши.

 

И лёд, поющий колким светом,

И мгла лиловая снегов…

Как мало грубой плоти в этом!

Как много светлых сквозняков!

 

И день, смеющийся и звонкий,

На лыжах воздуха – с небес –

Въезжает в утро, красной кромкой

Украсив лиловатый лес.

 

Семья оранжевых сияний

В свирель снегов играет. Свет

Искристой гаммою мерцаний

Рисует сказочный сюжет.

 

И пухом памяти о прошлом

Окутан будущего сон.

В былое – замело дорожки…

И мир – блистающ! Невесом!

Полынья голубых времён... 

 

Полынья голубых времён – тихо плачущая синица.
Тот предел, что преодолён, обещает мне сохраниться.
Не растаять в полдневный час в пальцах плачущего пространства,
Сохранив для меня, для нас блики вязкого постоянства.

Будет прыгать брусничный день через брёвна тоски летучей.
Протрубит в небесах олень ярким лучиком промеж тучек.
И вернётся дымком она, пламенеющая снегами –
Просветлённая тишина – сквозняками, цветными снами.

Липким солнцем в полдневный час расцелует болота в сосны,
И увидим – который раз! – Снегопады, и лёд, и солнце!..
А событий былых лимон пусть беспамятство сладко лижет.
Холодов предметельный звон приближается… ближе… ближе…

Время вырастает из земли... 

Время вырастает из земли,
Кучерявясь летними цветами…
Сорняком, желтеющим меж нами,
Времени соцветья расцвели.

 

Смотрят одноглазые на нас
Корневища, в наше беспокойство,
Отвергая всё мироустройство,
Что мы видим в профиль и анфас.

 

Прошлокрылых буден мотыльки –
Абрисы известных нам событий –
В том, что было намертво забыто,
Растворятся, чувствам вопреки.

 

Сорняки времён заглушат всё,
Вырастая стеблями до неба,
Жизни обжигающую негу
Обращая в бесконечный сон…

Выстрел. Небо. Снег и поле... 

Выстрел. Небо. Снег и поле.
Колыхание пространств.
Потухает чья-то воля
Ярым пламенем костра.

Перемены переходят
В постоянную мечту.
Жизни хрупкий пароходик
Уплывает в пустоту…

Достигающая неба
Высь малиновых высот – 
Ослепительная нега
Пули, пущенной в висок.

Замыкая расстоянья,
Размыкая времена,
Бродит горечь расставанья,
Страхами озарена.

Бесконечная, живая – 
Ощущается вина...
Пароходик уплывает.
Сиротеет тишина.

Второму пламени 

На ускорителях судеб
Летают кварки ожиданий.
А ты, в рядах тревог, везде
Отождествляешь силу с тайной!

И как бы ни было тебе
Печально, радостно, спокойно –
Твой клон играет на трубе
Легко, но очень произвольно.

И, синкопируя любовь,
Так издевательски фальшивит,
Что удивляюсь, как тобой
Полмира счастливы и живы!

Но не сойтись твоим рядам
И жить совсем не долго кваркам.
И я копейки не отдам,
Чтобы гореть с тобою ярко!

Жасминовая соната 

Фаэтоны солнечных лучей,

Золото воздушных лёгких ситцев

Наиграла мне виолончель –

Майская жасминовая птица.

 

Родников знобящий переплеск,

Влажных трав скупая осторожность –

Это блеск, весенней грани блеск,

Лепесткового пути возможность

 

В край свечей в подсвечниках лесов,

В тихий тон звучащей майской ночи,

Где глядит бессмертье оком сов

В голубые ямы одиночеств.

 

Но сыграет утренний скрипач

Яркую мелодию рассвета,

И опять румян, пунцов, горяч

День примчится в колеснице света.

 

И легко дыхание коней.

И смеётся облачный возница

В фаэтоне утренних лучей,

В золоте воздушных лёгких ситцев.

Расставанье – птица в клетке... 

Расставанье – птица в клетке.
Встреча – птица в небесах.
Хлещут солнечные ветки
По лицу в густых лесах.

Бесконечностью мохнатой
Шевелится темнота.
Распадающийся атом –
Ожиданья пустота…

Я иду в кольце пространства,
Размыкая времена.
Заколдованное царство!
Колдовская сторона!

Осень – битое стекло... 

Осень – битое стекло.
Давнего хрусталь.
В небе тихое тепло
Растопляет даль.

В небе – мутное ничто,
И вокруг – никто.
Буреломных вёрст на сто –
Заячий простор.

Щелочная тишина –
Сзади, впереди –
Растворяет времена
У меня в груди…

Опрокину я стакан
Грусти сентября:
Заискрится в облаках
Тусклая заря.

В чёрном зареве лесов,
Будто детский сон,
Потеряю я кольцо
Золотых времён.

Но светлее тёплых слов
Прошлые года.
Осень – битое стекло.
Это навсегда!

Сонет 

Творителем пришёл и растворился в дымке
Крутящихся огней недетской суеты.
Роса его души – весенние цветы.
Краса его чудес – две тёплые дождинки...

В других мирах везде гуляют невидимки.
Он был одним из них, но дух его остыл.
Вернулся он сюда, где звёзды и кресты
Слились в одной тоске - в едином поединке!

Сверкают времена в пустых его глазах,
Бессмертие – в устах, в руках его – лоза,
Где спелый виноград космического бреда!

И хлещут по щекам хвосты его комет,
Что выдумал он сам и те, которых нет,
Но мыслями о них весна его согрета.

За стеной стена... 

 

                                       А. Я.

За стеной стена. За волной волна.
Лента вечности извивается.
Боровая ночь. Небеса. Луна.
Ты чего не спишь? Спи, красавица!

Тишина болот лунный саван шьёт.
Преходящее – уходящее!
Сто шагов назад. Сто шагов вперед.
А кругом – одни ночи ящеры.

Почему не спишь?.. Темень ткани ткёт,
Непрозрачные, но белёсые.
А в плечо ночИ, точно в чёрный мёд,
Времена впились злыми осами.

Закричала ночь и сбежала прочь.
Улетели с ней с шумом ящеры…
Не уснуть тебе, и тоску толочь
Неизбывную, настоящую!..

Но бесшумно вдруг отворилась дверь
В терем солнечный, в терем утренний.
Посмотри вокруг, как светло теперь!
Разбросай мечты златокудрые!..

За стеной стена. За волной волна.
Лента вечности извивается.
За окном весна спелым днём полна –
Для такой, как ты! Для красавицы!

Судьба и клоун 

Моя судьба в руках у клоуна,
Который сцену позабыл.
Помята им, слегка поломана… 

Судьба поломанной судьбы --
Валяться в чёрном пыльном ящике,
Что за кулисами стоит
И видеть шарики горящие
В руках факировых обид…

А клоун сам давно состарился
И ловкость в прошлом потерял.
Судьбу мою – 
                  мою страдалицу
Пустил в расходный материал:
Он вынул, бедную, из ящика,
Её старьёвщику продАл,
И на копеечки звенящие
Купил души моей кристалл.

Душа не старится, не портится,
Легка и вечно молода.
Он с ней кривляется и корчится
Теперь на сцене без труда!..

 

Едет колесо... 

Едет колесо небес по дороге звёздной.
И визжит на виражах тормозом луны.
Озирается в ночи шаркающий воздух.
Просыпаются в лесу страха валуны.

Ускоряясь, колесо тучами дымится.
Пар исходит от него смехом снов лесных.
Ускоренье колеса тонкое, как спица,
Как игольчатая злость северной весны.

Вдоль дороги города дремлющих галактик.
А под нею густота суетной Земли,
Где бликует добротой детства липкий фантик,
Где бумажные плывут в лужах корабли…

По асфальту звёздных трасс, гравию квазаров
Мчится, мчится колесо, набирая темп…
Обрываются в лесах струны на гитарах.
Обращаются леса флейтами затем.

Это... 

Я к тебе обращаюсь: «Скажи!..»
А в ответ – торфяное молчание.
Этот страх, эта смерть, эта жизнь –
Веток сосен покой и качание.

Это – ржавенький велосипед
Поздних дней, на котором тихонечко
Я въезжаю туда, где рассвет
Вижу через закатную плёночку.

Ты вздыхаешь. Молчишь. Я молчу…
Бесполезное сосен качание…
По лесному гуляют лучу
Наши вздохи и наши молчания.

В истории общих историй... 

В истории общих историй
Всегда не хватает одной:
Полёта судьбы на просторе
Над яркой мечтою земной.

Где множество сказочных звеньев
Сплелись в событийный узор,
Весёлый жасмин вдохновенья
Расцвёл, украшая простор.

Бежали пугливые ночи
В промытые грозами дни.
На счастья лиловый звоночек
В бегу нажимали они.

И красные искорки звука
Во мне зажигали весну,
Добро приносила разлука,
Беда отходила ко сну.

В истории всяких историй
История счастья нужна,
В которой на звёздном просторе
Гуляя, смеётся весна!

И дует из юности ветер,
И падает небо в траву…
И то, чего нету на свете,
Я вижу, как сон, наяву!

Мартовское 

Свет берёз в окно струится,
Свет берёз и свет осин…
Дни крылатые, как птицы.
Пламень марта негасим!
ОкунИ в закаты сердце,
В ночи – душу окуни.
Колыханий вешних герцы
Ощути: 
             везде они!

В гулком мареве закатном,
В слёзной утренней тиши –
Ты почувствуешь: обратно
Нет дороги для души!
Только робкие мгновенья,
Прячась в облаке берёз,
Как времён счастливых звенья,
Призадуматься всерьёз
Над былым тебя заставят
И вернут тебя туда,
Где в мечтах о счастье, славе
Протекли твои года.

Те мгновения растают,
Веру в прошлое губя.
Но деньков апрельских стая
На крыло возьмёт тебя…

Чувства - буквы алфавита... 

Чувства – буквы алфавита.
Строчки – тайнопись сердец.
Dolce Vita! Dolce Vita! 
Нетускнеющий венец!

Ожидаемая всеми,
Освети мой тихий стих.
Закольцованное время –
В измерениях, каких?

Событийными кругами,
Как вернуться мне туда,
Где разучивают гаммы
Красота и простота,

Где сквозь поры вязких правил
Доброты течёт вино,
И где темени убавил
Тот, с которым так темно?
 
Мысли – графики, таблицы…
Dolce Vita! для чего:
Злые сумрачные лица
И тревоги существо?

Стихотворною строкою... 

Корабли вечерних улиц
Проплывают в бухты ночи.
Отражения проснулись.
После сна им тяжко очень.

Амальгама беспокойства,
Будто бабочка, трепещет,
Непонятная, как космос,
Как туман, густой, зловещий.

Шевелит еловой бровью
Опрокинутая в вечность
Ночь, 
        живущая бескровно,
Тихо и бесчеловечно.

И плывут из ниоткуда
То ли буквы, то ли числа,
Так похожие на чудо,
Без какого-либо смысла.

И молчат во тьме глаголы,
Упреждая вектор действий,
И звенит звездою голос
Оживающего детства.

Чем ослепительней блеск... 

Мыслей тропический лес
Вырос на пепле ума…
Чем ослепительней блеск,
Тем бесконечнее тьма.

Мыслей тропический лес
Вырос, а в нём муравьи
Жалят с восторгом и без
Труп ещё тёплой любви.

Катится яблоком день
В жёлобе ровных времён.
Мыслей невнятная тень
Падает в плоскость имён

Тех, кто ещё не в земле,
Втоптаны в пепел ума…
Чем ослепительней блеск –
Тем безнадёжнее тьма!

Ворожея, ворожея.... 

Остриями спящих ножниц режет пасмурные ткани,
Обрывая швы кривые, ворожея, ворожея…
И дрожит звездою тусклой бытие на дне стакана,
Ускоряется планида, на опасном вираже я!..

Ворожея тихой жизни! Не спеши! Не торопись ты!
Разрезая злые ткани, не серчай, не суетись!..
За окошком день осенний, за окошком день неистов.
Бледным бликом ускользает по листве опавшей мысль.

На кристалле беспокойства возгораются все грани
Алым цветом, ярким светом, и мерцают, и горят –
Так, что Позднее, встречаясь с бесконечно малым Ранним,
Разговаривает злобно, громко, обо всём подряд.

Ворожея, ворожея, вот и кончились все ткани!
Что же будет? Как же будет? Отчего ты не грустишь?..
Угасает пламя чувства и звезда в моём стакане.
Тихо в воздухе осеннем, но коварна эта тишь!

Ни криво, ни ровно... 

И не то чтобы ровно,
И не то чтобы криво,
Бессловесно, бескровно
И, бесспорно, красиво

Заострённые грани 
Воздух режут лучами.
На прозрачном экране
Пляшут тени печали…

Мы, конечно, устали,
Мы, конечно, забыли.
Не коснулись устами
Ни азалий, ни лилий…

Но на плитах гранита
Высекали ножами 
То, что было забыто,
Что исчезло меж нами.

И ни криво, ни ровно.
И навряд ли красиво.
Но творила добротно
Бескорыстная сила.

И сноп лучей, и контур тени... 

И сноп лучей, и контур тени
В тебе живут, в тебе поют...

Где вздохи, влага, шелестенье,
Цветут болотные растенья, 
На май помножив твой уют.

Блуждают чьи-то миражи.
Шипит змеёй в трясинах время
И, уползая в камыши, 
На миги мир земной крошит,
И заостряются прозренья

О том, что всё разделено
На две неравных половины.
Висит покоя шарик, но
Мерцает майское панно.
Ворчат под ним, урчат трясины.

И, под шипение времён,
Вкусив их медленного яда,
Воспринимая мир как сон,
Ты всё же не забудь закон,
Что горе в счастье видеть надо!

 

Одинокая старость 

Ты чуешь, как, сжимая времена,
Ползёт по венам к сердцу злая старость!
Какими бедами напоена
Ничем не обратимая усталость!..

 

И старый стол, и серый шкаф, и мрак –
Вот маркеры неспешного уюта.
Устроен дольний мир совсем не так,
Как хочешь ты, как хочется кому-то…

 

И мутной паутиной пустоты
Опутано грядущее, а в прошлом
Уже нет ни одной живой мечты,
От настоящего так трудно, тошно!

 

Пускает злобно щупальца свои
Чернильный спрут голодных одиночеств
И плющатся волшебные слои,
Где доброта, любовь, и честь, и почесть…

 

И серый леденящий дождь потерь
С твоих обочин смоет страсть и радость…
Скрипит, скрипит ржавеющая дверь
В соцветие блестящих детством радуг.

 

И скоро затворится навсегда!
Померкнет всё, и спрут в момент ослабнет.
Другие доживут свои года –
Почти как ты – бессмысленно, бесславно…

 

Когда близка апрельская капель... 

Когда близка апрельская капель,
Всё выше ноты альта светлой грусти,
Всё крепче ожиданий пенный хмель,
Загадочней окраин захолустье.

Ангиной времена воспалены.
Скрипит калитка, спавшая всю зиму…
По солнечным полянам бродят сны.
И прошлое совсем невыносимо.

Улыбкой неба ласково смущён,
Зажмурился от солнечного счастья
Прозрачный лес, ещё раз обречён
На птичьи переливчатые страсти.

Но всё же нет… чего-то всё же нет…
Чего-то... а, быть может, и кого-то –
Там, где сменяет тени яркий свет,
Где зимняя разбужена дремота.

И мир сжимает сердце до тоски,
До хруста чувств, до хруста и до грусти.
И крошатся на колкие куски
В тяжёлый лёд закованные чувства.

 

 

Город. Сумерки. Закат 

Времена и расстоянья.
Бытие-небытие.
Встреча. Близость. Расставанье.
Колкой правды острие.

Бесконечное – мгновенно.
А мгновенье – навсегда!
Остывают серой тенью
Отпылавшие года.

Ты идешь? нет, ты уходишь…
Кто ты? Где ты? Нет тебя…
За окошком осень вроде –
Сиротливость ноября.

За окошком парк, аллея.
Город. Сумерки. Закат.
Ни о чём не сожалею:
Виноват… не виноват…

Тишину сжигают звуки,
И в сожжённой тишине 
Обращаются разлуки
Пеплом памяти во мне.

Этот пепел я рассею
По вселенной ноября,
Проливая на аллею
Небо цвета янтаря.

Что-то как-то... 

Что-то как-то не очень весело
В этом сумраке января.
Все берёзы тоску развесили
Цветом тусклого янтаря.

 

Что-то как-то не очень верится
В то, что будет, и в то, что прошло.
Одинокое смотрит деревце
На меня сквозь времён стекло.

 

Времена мои потускневшие…
Ну а деревцу – всё равно!
И послал бы 
                     весь мир я к лешему,
Да не можется: не дано!..

 

Одинокая злая молодость
Наточила на старость нож.
Не скопил я ни меди, ни золота.
И ни сЕребра… ну так что ж!..

 

Ну и пусть!..

 

Небеса суровые
В эту зиму. И снег большой.
Будьте счастливы и будьте здоровыми
Люди, благостные душой!

 

Наливаются ярыми соками
Вены вьюжные злой зимы.
И снега белизной высокою
С горней падают полутьмы.

 

И скрипит, и скрипит безвременье,
А продрогшие времена
Обеднели навек прозрениями,
Позабыли все имена.

 

И простор надо мной качается,
Остужая моё чело.

 

Всё кончается. 
Все кончаются.

 

 ...Не кончается ничего!

 

Короткие фразы 

Уставшие веки. 
Уснувшие реки.
Зима.

Погибшая память.
Стена между нами.
И тьма…

Дырявится вечер
Морозной картечью
Везде.

И так одиноко
На небе высоком
Звезде…

Декабрьские вариации 

                С Новым годом!

 

Снегом сыплется тишина
На дремотное постоянство,
Что покоем легло в пространство,
И колышется на волнах

Бесконечных воспоминаний.
А мороза шершавый шар
С неба катится не спеша
В лес, под лунными валунами.

Звездноглазая темнота,
Тихо кашлянув, посмотрела
На покой, беспокойно белый,
Одинока, грустна, густа.

Было видно, как сонно, странно
Сам в себя уходил декабрь…
Снежнотелая ночь, гибка,
Принимала лесные ванны,

И хотела вина, вина!
Пометелистей, да покрепче!
Но, метелям назло, всё легче
С неба сыпалась тишина…

Счастье и осень 

Осень сверкает кленовой слезой,
Стоя в брусничной метели.
Катится с тучи небес колесо
В звонкую струнчатость елей…

Вечеру ветер дарует смычок. –
Пусть непогода сыграет
Льдистых мелодий высокий снежок,
Музыку зимнего края.

Осень, как счастье, сверкает слезой,
Путаясь в тенях и свете,
Птахою малою, птицей большой,
Тем, чего нету на свете.

Осень – продрогших небес воробей,
Робкого счастья синица.
В небо порхай, не робей, не робей!
Счастье – не может присниться!..

Счастье – осенней тоски перламутр,
Гаснущих дней неизбежность,
Жизнь и судьба, уходящие в тьму,
Злобы слепая погрешность!

Инверсии 

Гирлянды ледяных шаров
Звенят твоим морозным смехом.
И леденится день, багров,
И пузырится пенным эхом
Заснеженная пустота
В тени лилового куста.

Во снегом вспененной глуши
Купаются, плывут берёзы
На острова твоей души,
Где всё ещё бушуют грозы,
Где жизни вязкая слюда
Течёт в прошедшие года,

В которых кружев белизны
Январской много больше было,
Цвели рябиновые сны
Румянцем щёк твоих так мило,
Что нетерпения хрусталь 
Разбить обоим было жаль!

И в те года вплетала ты
И спящих рощ немую чуткость,
И смеха синие цветы,
И скорого прощанья чувство.
Но жизнь алела и текла
В узорах льдистого стекла!

Теперь твой смех, как свет, стоит,
В еловой темени сверкая,
Слоится, множится, звенит,
Как непонятность колдовская.
Но жизни алая слюда,
Увы, застыла навсегда!

Грустно... 

Льняные сны. Льняные дни.
И лёд в моём окне.
Тонка сверкающая нить
Разлуки при луне.

И лёд в глазах, и лёд в слезах,
Повсюду и везде.
В лесных полях, в степных лесах,
В кладбищенской звезде…

А снег летит, а снег поёт
О чём-то ни о чём…
Сверкает на оградах лёд
Кладбищенским лучом.

И тлеет медленная нить
В томленье дней льняных.
Разлука лунная звенит 
В оковах ледяных.

А в паутине проводов
Запуталась тоска,
Гудит в объятьях гулких льдов,
Как муха у виска!

Я вижу сны: льняные дни
Вдоль памяти бредут.
Разлуки тлеющая нить
Мерцает там и тут.

Весы лесов 

Весы лесов. А на весах, как тень и свет, тоска в слезах.
Стоит в березовой волне, как звук отчаянья в струне.
И вес тоски лесной моей сгибает руки властных дней,
Что тихо в том лесу бредут… И там и тут, и там и тут
Перекликаются они, мои берёзовые дни,
Смыкая кольца пустоты, немногословны и просты.

Какая тягость в голосах! Какая тяжесть на весах!
И прогибаются весы, и ускоряются часы,
Бегут вприпрыжку времена – туда, где темь и тишина,
Где не сойти тоске лесов с лесами созданных весов,
Где петли темени везде натянуты в ночи, и где
На мрака шёлковую тень подвешен будет каждый день.

Белого белей 

И всё давно - белым-бело,
Не важно, что и где.
Блестит январское стекло –
Звездою на звезде.

И тлеют свечи немоты
В подсвечниках лесов,
Где дням грядущим даришь ты
Прошедших дней кольцо.

Где, с белизной сливаясь, грусть
Становится бела,
Не видя звёздную игру
Январского стекла.

И на руке времён блестит
Пространства аметист,
И с веток памяти летит
Тоски озябший лист.

...А на персте грядущих дней –
Прошедших дней кольцо,
В котором, белого белей,
Как сон, твоё лицо!

Яблоки и зяблики 

Расстояния – кораблики
Вдоль по времени плывут.
И поют на липах зяблики,
Дополняя наш уют.

Колесо очарования 
В этом мае так блестит,
Что и лёжа на диване я –
Счастлив, и лишён обид…

Без обид, моя хорошая,
Хоть и знаю, что предашь,
И что буду огорошен я,
Не кляну тебя…

Мираж
Этот вскорости рассеется,
И не будет ни-че-го.
В новом мире мы поселимся
Без страстей и без тревог!

Станем мы с тобою липами.
Или яблонями. Пусть.
И слезами или всхлипами
Будем слышать чью-то грусть.

А пока – волнуй, беси меня,
Изменяй и уходи,
Чтобы от таблички с именем
После ёкнуло в груди

У того, кто будет зябликов
В колокольный слушать час,
И, надкусывая яблоко,
Вдруг подумает о нас! –

Тех, кто веселились, плакали.
Но прошли десятки лет,
И на свете злом и лакомом
Нас теперь давно уж нет.

Акварельный рисунок 

Художник акварелью рисовал
Коралловое утреннее небо
И озера серебряный овал
И хлопья переливчатого снега,

Осины, липы, ели и дубы –
Царевичи, царевны и принцессы.
В одежды их одел он, не забыв
Про тайны засыпающего леса.

Упал на холст мазок, снега задев,
И мир осенний вдруг преобразился, –
Сиреневый проснулся в нём напев,
Фиалковый напев вдруг появился.

Он уходил. Заря ещё сияла.
Он уходил домой, от грёзы прочь.
Но перед ним влюблённая стояла
Фиалками офеенная ночь.

 

 

 

Осенняя тишина 

Лесов осенний хрусталь разбит на хрупкие блики.
Пролиты вина времён на скатерть звонких пространств.
Ты слышишь, как тишина ступает по гулким плитам
Ступеней моей судьбы! Как поступь её остра!

Как пряди её волос – увядшие рано зори – 
Чуть дымисто и легко блестят на сырых ветрах.
Она, будто сноп лучей, колеблющихся в лазори,
До боли бела, бледна, печали моей сестра.

Красива?.. Но что с того, когда, красоты той ярче,
В очах у неё – цветы, в устах у неё – весна,
В которой смеётся вдаль счастливый и скромный мальчик.
А даль высока, чиста, не мглиста и не грустна!..

Поблёкшие времена, просторы давно размыты,
И осень горчит давно, нахальна, тверда, смела.
Осеннею тишиной – я стал для тебя – забытый.
А может, лишь тишиной и ты для меня была…

Два эха.. 

Два эха живут в параллельных мирах:
Рыданье былого, насмешка грядущего…
Как некий туманный неясный мираж –
Владыка судеб и скопление душ его –
Виднеются розовым облаком там,
Где Бог никогда не живёт по углам...

 

Два мира, две крайности, две полыньи.
В какую из них ты провалишься?.. Каждому –
Секунды былого, грядущего дни –
Тождественны плахе, проклятию страшному,
Поскольку былое страшит пустотой,
Грядущее – к смерти влекущей мечтой.

 

Два эха зеркальных и две полыньи.
Два леса, два дома, две боли, две радости.
И в них паутиной тоски вплетены
Искристые зори, стоцветные радуги:
Мерцает и льётся загадочный свет
На сумрак прошедших и будущих лет.

 

Но в сумраке этом заметны едва
Останки былого и знаки грядущего.
Бессильны заклятья, бессильны слова,
Летящие в спину в бессмертье бредущего,
Где эхо, живущее в мире одном,
Сливается с эхом в пространстве другом!

Качаются ветки... 

Качаются ветки. Леса убегают

Листвою осенней на север, на север…

По солнечной сказке ступает нагая

Брусничная осень, печали посеяв

 

Лучами на нитях седых паутинок,

Ознобом осин под свистящие звуки

И рябью озёр, беспокойством утиным,

Законами скучной осенней науки…

 

И движется поезд товарного неба

До станции «яркое снежное утро».

Так жалко чего-то!..

Так странно, так немо

Стекают дождями земные минуты!

 

И время, оно, будто капля на ветке,

Блистает неярко, блистает прощально…

И рыбой туманной в берёзовой сетке

Запуталось солнце, легко и печально…

И жизни жидкая смола... 

И жизни жидкая смола,

И лава липкая фантазий –

Затвердевают без тепла

Всего одной холодной фразы.

 

И на поверхности – круги,

И в глубине – водовороты…

Кому кричат: быстрей беги,

Тот падает на повороте.

 

Весны вселенская слеза

И смех раскованного лета…

Ни показать, ни рассказать

О чём-то

              сил у жизни нету!

 

Времён холодных полынья,

В которой блещет око смерти,

Искрит печалью для меня,

Как капля клея на конверте.

 

Незамечаемых примет

Звучат надломленные ноты…

Как тонок предрассветный свет,

Стекающий во тьму дремоты!

 

И шпили вящей пустоты

Так непростительно похожи

На иглы, что вонзаешь ты

Седой судьбе моей под кожу.

 

Неторопливый тонкий свет

Колючего лесного утра

Похож на прошлых дней привет,

Тех дней, что мы забыли мудро…

 

Цена всему – пятак мечты,

Да грош поломанного счастья.

Все вещи кажутся просты…

Когда развалятся на части!

Не хватало... 
 

Разметавшиеся искры

Ошалевшего огня

Обращались в капли, быстро

В темень падая, звеня.

 

И во тьме времён так чётко

Обозначился июль,

Ёлки с вычищенной чёлкой,

Зоркий взгляд лесных косуль,

 

Речки сонное дыханье,

Скрип осей земных пространств,

Колебанье, колыханье

Дыма дальнего костра,

 

Чьё-то пенье и шептанье,

Приближенье влажных губ,

И улыбка тихой тайны,

И прощанье, и испуг...

 

Слёзы, стоны, и усталый

Кашель космоса глухой.

Но чего-то не хватало...

Не хватало нас с тобой!

Сентябрьские струи тягучи... 

Сентябрьские струи тягучи. 
Сентябрьские блёклы огни. 
Привязаны тяжкие тучи 
К земле. 
Их возьми, потяни 

За нити дождей бесконечных, 
За – в темень ушедший – июль… 
На солнца еловый подсвечник 
Смотри через дремлющий тюль… 

И первых снегов телеграммы 
Душой близорукой читай.

 
Ни слова, ни мига, ни грамма 
Не стоят ни ад и ни рай!

 

Зазвенело в воздухе... 

Зазвенело в воздухе. Замелькало в чаще.
Бросило под ноги мне мокрые ключи.
День был – помню – солнечный. Солнечно-хрустящий!
И хрустели по лесам хрупкие лучи.

Замерцала тишина. Замелькала листьями.
По волнам ветров плыла, и молчала так,
Что погибшая весна воскресала мыслями
В рыхлой памяти моей, праздником блестя.

Говорлива и смела, оживала молодость.
На мгновение, на час… Сквозняком берёз
Напоила пустоту, мрачную от голода,
И приснилась облакам высверками гроз.

Ты чего же, синева, всё такая мутная…
Конь осенний по тебе быстро проскакал,
И поднял седую пыль поздними минутами,
Погрузив в прощальный дым погрустневший зал.

 

 

Явленный из ничего... 

Ничьими тягостными рыками
И пустотой ничьих картин,
Молчаньем, воем, плачем, криками
Я обозначился один!

И вот иду, забыв о времени,
Забыв о том, что есть судьба –
В совсем иное измерение,
В приют послушного раба

 

 

В берёзовые небеса... 

На внутренней подкладке времени
Я вижу белый шов судьбы,
А в тридесятом измерении
Бастуют злющие рабы.

Чего они хотят – не знаю я.
Горят торфяники, леса…
Ведёт меня тропа (лесная ли?)
В берёзовые небеса.

Потусторонней ежевикою
Осыпаны мои пути,
И беспорядочными бликами
Смеётся прошлое в груди.

Да и не будет ничего!.. 

Без малого – четыре часа.

Кефирный воздух ноября –

Всё это – тень второго раза,

В тебе сгоревшего не зря!

 

Не зря стучали в небе кони,

Копытом били о зарю…

Слеза на выцветшей иконе

Горит укором ноябрю…

 

И снежный голос негасимый,

И похоть яхонтова дня –

Всё тонет в полынье лосиной,

Горит тоской её огня!

 

Звенит струна зимы о звёзды,

И пенной влагою времён

Напоен хлюпающий воздух,

Послушный тьме со всех сторон.

 

А тьма болезненно похожа

На твой нелепый первый раз,

Что будто обжигает кожу

Её колючий острый час!

 

Что будто не было второго

И тени не было его.

И нет ни звука и ни слова,

Да и не будет ничего!

Поэтам... 

(триолет)

Живые поэты – совсем не поэты! –
Успеха и славы делёж.
Какими бы ни были слов пируэты,
Живые поэты – совсем не поэты!

Ведь только в строках – и любовь, и рассветы… 
А в мыслях – и зависть, и ложь…
Живые поэты – совсем не поэты! – 
Успеха и славы делёж.

Март въедается в глаза... 

Март въедается в глаза яркой солью, скорбной солью.

Выжигает солнцем то, чем вчера был я.

Разбухают времена чуть подмокшею фасолью.

И шипит, шипит во мне памяти змея.

 

Опрокинутая высь в землю вжалась теплотою,

Расплавляя ледяной замок зимних снов.

И небесная слеза снова стала золотою.

Снова жало заострил дух сырой, лесной.

 

Если б кто-то был со мной, если кто-то, если кто-то…

Март не выел бы глаза, ослепив меня.

Но стекает с мёртвых крыш слёз небесных позолота

И звенит о пустоту, что во чреве дня.

 

Никого, кто должен быть!.. Лишь мембрана ожиданья –

Туго стянутая боль – чуточку звенит…

Лишь по чувственным волнам мой кораблик мирозданья

Уплывает от меня к небесам, в зенит…

Апрель - полусонный шар... 

Апрель – полусонный шар на спящей нити.
Стреляет в него секундами простор.
Хватайте апрель! И с ним туда бегите,
Где будет понятней птичий разговор!

А лопнет... поймайте новый сонный шарик,
И вспыхнет алмазом бесконечный май.
И пламя его бессмертие подарит
И счастья земного чёрствый каравай!

Теперь я вижу только облака... 

Теперь я вижу только облака,
Воздушный горизонт и влагу неба,
А также полусонные века,
Которые, искрясь, как хлопья снега,

В лучах зари мелькают предо мной,
И времени звучит высокий голос.
Покинутый родной предел земной
Так серебрист и тонок, словно волос!

Кружатся в тихом вальсе январи,
И золото тоски моей стекает
С сырых небес, из амфоры зари
Непревзойдённой терпкости токаем!

А подо мной – седая тишина – 
Лукаво смотрит добрыми глазами
На мой приют спокойствия и сна,
На вечность под цветными парусами…

В ней свет стоит, пульсируя, живя,
Ни для чего нет даже малой цели…
Так на Земле в сиреневых ветвях
Весною соловей слагает трели.

Слетит неспешно птица... 

Слетит неспешно птица,
И время обновится
На маленький желток,
На летний лепесток.

И, замыкая цели,
Сквозя на сквозняках,
Зернистые апрели
Сгорят в моих руках…

И свет стоит, невидим,
И тьма стоит, светла.
Из стен небесных выйдя,
По сердцу ходит мгла,

И тоже замыкает
Просторов провода
С подобием зеркальным,
Сжигающим года.

А время обрастает
Чугунной чешуёй.
Летают птичьи стаи 
Над пепельной землёй…

Камень 

Привези мне камень с Валаама
Из суровых северных земель,
Где волною Ладога упрямо
Лижет скал скупую карамель.

Привези мне камень с Валаама,
Где в простор вливаются века,
Где ясней всего заметна драма
Верных слуг большого кошелька.

Времена приходят, возвращаясь:
В будущем – прошедшее блестит,
В зеркалах событий отражаясь,
В стёклах счастья, горя и обид.

Привези мне камень с Валаама.
Пусть меня оберегает он
От времён грядущего бедлама,
Как берёг он память тех времён.

Мой сентябрь 

А что за окном?..
Осень крыльями машет.
И ржавые хлопья летят
В ничто, в никуда, в день пропащий вчерашний,
И капает солнечный яд.
Отравлены улицы, сны и деревья.
Былое седеет в висках…

 

Сентябрь – это город покинутый, древний.
Я – помню – себя в нём искал…

 

И капало солнце, и хлопья летели,
Сгорали во мне времена, 
И город подобием звука свирели
Как будто струился в меня.

 

Струились вокзалы, сплетения улиц,
Дома, небеса, тополя…
Но – кто проживал в нём – уже не вернулись.

 

Отчаяньем пахла земля...

 

Свет стоит... 

Свет стоит. Простору внемля,
Ты идёшь по бирюзе,
Сопрягая небо, Землю,
Отражённые в слезе.

Время пеплом на ладони
Рассыпается, лежит,
И бессмертие – бездонной
Речкой около бежит…

То не ветер свистит... 

То не ветер свистит, то не птица пищит.
Это север струится сквозь сито
Тонкоствольных берёз, и, рисуя мороз,
Через сердце печалью сквозит он.

Умирает февраль, вьюжит снежную даль,
А, когда затихают метели,
То, надув паруса, вдаль плывут небеса, –
В акварельные воды апреля.

Через слякотный март, без компАса и карт,
Уплывают небесные шхуны…
И весёлые дни зажигают огни
И колеблют весенние струны.

Все земные места, как горящий кристалл,
Отражающий сонное время,
Освещают простор, будто спица, остёр –
Он сверкает в иных измереньях…

То не ветер свистит, то не птица пищит.
Это север струится сквозь сито
Тонкоствольных берёз, и от солнечных слёз
Через сердце весною сквозит он.

Час закатный. Фонари... 

Час закатный. Фонари 
Пьют настой сентябрьской ночи… 
Что не делится на три – 
Кажется, мешает очень. 

Ты, подруга, не гляди – 
Что в углу темно и пусто. 
Так же, как в твоей груди,

Где живёт шестое чувство. 

Потому что в час, когда 
Фонари лакают темень, 
Легче кажется беда 
И стремительнее время.

Стройна вселенная твоя... 

Стройна вселенная твоя,
Но слишком тихий взгляд,
В котором столько забытья,
Что нет пути назад.

Юна вселенная твоя,
Но прошлое в глазах -
В чужую старость колея -
Мой путь в твоих слезах.

Тебе пора искать себя
В совсем другой тоске,
О том далёком не скорбя,
Чья жизнь на волоске.

Платформа "Яуза" 

На платформе «Яуза» нету никого.

На платформе «Яуза» нету ничего.

По перрону прыгает одинокий лист.

Над платформой «Яуза» вечер свеж и чист.

 

И ни звука-отзвука. Пустота молчит.

Догорают в воздухе поздние лучи.

На платформе »Яуза» будто бы не я.

На платформе «Яуза» тень небытия.

 

Что же это, Боже мой!.. Где же, где же всё?..

Прокатилось по сердцу злое колесо.

Фонари неяркие. Я стою. Темно.

«Острова Лосиного» чёрное пятно.

 

И сигналы поезда что-то не слышны.

На платформе «Яуза» – царство тишины.

 

То, чего не стало здесь – мне сдавило грудь…

От платформы «Яуза» – мой последний путь.

Хрустали 

Заключи январи в хрустали
И на сотни осколков разбей!
Пусть летают лучи вдоль земли,
Дав простор неземной ворожбе...

Выходи, моя белая, в день!
Выходи, моя чёрная, в ночь!
Но тебя – знаю – нету нигде.
И отсутствия не превозмочь.

Так зачем проливать в хрустали
Январи и потом ворожить,
Если рана, как прежде, болит
Без тебя, и не хочется жить?..

Лучше в поле я тихо пойду.
Посижу, помолчу, посмотрю,
Как снега на закате идут,
Как они пеленают зарю.

Так похожа она на тебя
В дымном кружеве алых снегов!
Я смотрю, проклиная, любя
Этот мир – для печали альков.

И сияют мои январи
Белоснежной мечтой о тебе.
Хоть и нет тебя, но подари
Мир, в котором ты грёзой в судьбе 

Оживёшь и пребудешь со мной,
Оживёшь и пребудешь моей.
И неважно, что мир неземной
Разлучит нас в кружении дней.

Догорает заря, но земли
Я не вижу: кругом облака.
Хрустали. Хрустали. Хрустали…
Разбивает их чья-то рука!

 

 

Облако северных дней 

Февраль – это облако северных дней.
Бегут розоватые кони
По снегу, по небу, и нет их смелей
В слепой безрассудной погоне.

Куда их несёт?.. Полыхают огни
За ними – огни голубые.
Из облака сыплются снежные дни,
Как будто цветы золотые.

Как ярок их блеск и оттенки тонки!
Какие в них томные звуки!
Из них и сплетает бессмертье венки
На голову русой разлуки.

В неброской печали сияют леса,
Как блики свечей на иконе.
Блестит ожидания марта слеза
На белой февральской ладони…

А кони бегут, всё бегут и бегут – 
К полудням, к рассветам, к закатам,
И слышно на льдистом февральском снегу
Копыт неземное стаккато. 

Полдень 

Памяти мерцанье. Летних дней изгиб.
Солнечные вазы полнятся покоем.
Тянутся минуты, что к годам близки,
Растворяя в полдне бренное, людское.

 

Полдень суетливый, словно зыбкий уж.
Только не молчит он, а вовсю стрекочет.
Но бегут вприпрыжку через чащу, глушь
Времена босые по тропинке к ночи.

Забвение 

Моё забвение живёт во вздохах тягостных трясин,
В шептанье тихих камышей, в могильно-дягильной отраве.
Закатной сталью времена стекают по стволам осин
Во мхи, на кочки, в тростники в туманно-голубой оправе.

И – слышу – ты ко мне идёшь, минуя сутолоку дней,
Сквозь тихий шёпот камышей, по острой кромке дня и ночи,
Из края прошлых снов моих, где мир на счастье не бедней,
И где в скрещенье двух лучей нам было – помню – сладко очень!

И ты смелее, чем тогда… и ты прекраснее, милей,
Чем было там, когда лучи – и твой, и мой – для нас скрестились...
Сплетая радости венок, нежнее всех земных лилей,
Идёшь в простор моих скорбей, как чья-то власть, как чья-то милость!

Но тут забвенье восстаёт стеной холодною – до звёзд,
И вновь стремится в сердце мне тревога чёрной росомахой.
Мерцает прошлого река. Я прохожу над нею мост.
Ты, стоя за спиной моей, ссыпаешься в болото прахом...

И гулко зреет пустота в моей слабеющей душе,
И абрис прошлого и ты – тускнеют в ярком лунном свете,
В ночных болотных миражах. Смотрю – и нет тебя уже.
Лишь завывает в валунах, подобно волку, хищный ветер.

Стрекочет день... 

Стрекочет день. И слишком жарко
В траве лежать, смотреть на небо,
И видеть, как под парусами
Стремится к ночи этот день.

Из ельника ползёт дремота.
Кукует сонная кукушка
Так далеко, что сонной сказкой
Мне кажется всё, что вокруг.

Сверкают искрами стрекозы.
За бугорком ручей лепечет.
Я всё, что было – вспоминаю –
К чему давным-давно привык, 

Но тень грядущего видна мне
В слепящем мареве июля.
Она стоит, как изваянье,
И заслоняет мир былой.

Строкою севера написаны леса... 

Строкою севера написаны леса.
За полосою возникает полоса.
На полосы ложатся строки, строки...
И мхи седые под ногами шелестят,
И слёзы, слёзы на глазах твоих блестят,
А, значит, скоро кончатся все сроки.

И глушь лесная замолчит опять, замрёт,
И напоит раздумчивостью небосвод.
А осенью расколется полнеба.
И точно так, как горько плачешь нынче ты -
Дожди прольются из неясной пустоты,
А после будет много зла и гнева.

Не надо, не гневись, запомни этот лес,
Что был строкою севера написан здесь
На полосах везенья-невезенья,
И сроки новые над старыми взойдут,
Даруя нам хрусталь сияющих минут
В промозглой мгле, безвыходной, осенней.

Кремовые дни 

Зимний день бывает винным,
Если солнце в пьяной дымке
Улыбается сквозь ветки,
И спокойно, и хмельно!

И зеркальным он бывает,
Если солнце блещет светом
Белым, 
Словно отражая
И леса, и небеса!

А когда в пылинках снежных,
Алых, синих, жёлтых небо,
И поэтому похоже
На густой и сладкий крем,

То и день бывает кремов,
И тогда порой охота,
Тыча пальцем в это небо,
Крем попробовать на вкус!

В мае на болоте 

Стрекозами пронизано пространство.
Мерцающая ртуть живого дня
Покоем истекает на меня,
При этом угасая беспристрастно!

 

Безумие болотной пестроты,
Дыша полдневным солнцем, паром, жаром,
Вдруг оборачивается шаром
Сияющей шипящей духоты.

 

Меж топким одиночеством и мной
Видны уже, как трещины, зазоры.
И бегают по ним страстей курсоры,
Ведомые вернувшейся весной,

 

Которая стоит, но смотрит так,
Что закипают сонные болота,
Где я брожу, святая простота,
С фаянса дней счищая позолоту!

 

ПустОты 

Январь. Зима. Мороз. Но кроме
Упавшей с неба пустоты,
Что ранит прошлое до крови,
Нет ничего, чтоб я и ты

Могли на арфах дней морозных
Единой музыкой звучать,
Развеяв песнь прозрений грозных,
Как тьму – горящая свеча.

Пусть пустота морозно блещет
Кинжалом снежно-ледяным, – 
В том блеске холодно-зловещем, 
Ты слышишь, нам звучать двоим!

Пусть прошлое мертво, но всё же,
Пока пустоты есть в судьбе, – 
Тебя во мне не уничтожить,
Как, впрочем, и меня в тебе!

Звёзды в лужах отражались... 

Звёзды в лужах отражались.
Воскресала тишина.
Истлевал ночной золою
Остывающий ноябрь.
И тяжёлой кровью леса
Наливались небеса,
Растворяя, поглощая
Красный камень летних дней.
Вновь отшельники бродили
По знобящей тьме зимы,
Вновь полуночною дрожью 
Содрогалась немота.
И снегов густые пчёлы
Проносились над землёй
И чертили белой грусти 
Наболевшие слова:

Снежно. Холодно. Пустынно...
Небеса. Рассвет. Леса…

В каждом лучике былого –
Бабочка того, что будет.
В каждой темени остывшей –
Пепел летнего тепла.

Осенний яд 

Кто сказал, что шипение осени – 
Это навий дымящийся яд, 
Принесённый уснувшими осами, 
Что не могут вернуться назад 
И вонзиться укусами в плотное 
Тело ясного летнего дня, 
Пробуждая дыханье болотное, 
Колокольцами влаги звеня?.. 


Кто сказал?.. Но глухое молчание 
Оглушило меня, отняло 
Чувства, мысли, и даже отчаянье 
Обратило в предельное зло. 
Потому что так много молчащего 
Ядом осени поздней шипит, 
И оса моего настоящего 
Жалит сердце, а вовсе не спит! 

Главное слово... 

Взойди на бессмертие звёздных высот, 
Испей галактический плазменный сок, 
Играя пространствами лихо. 
Но вёсны земные ты не позабудь. 
Сумей, рассчитай к отошедшему путь – 
К былому сияющий выход. 

Пусть снова качнётся тот солнечный день, 
В котором бродила смешливая лень 
Забытого юного детства. 
Пусть зяблик споёт, и в полуденный зной 
Ты снова надышишься спелой сосной 
И елями, что по соседству… 

И сколько бы в горних мирах не горел 
Звездою твой дух, вне присутствия тел, 
Ты осень припомни земную. 
Припомни цветные её паруса, 
Себя, не познавшего те небеса, 
Что звали в предметность иную. 

Припомни хрустящие льдом вечера 
И зимы, текущие влагой с пера, 
Ложащиеся на бумагу 
Забытой рифмованной злою тоской, 
Когда – ни прозрений, ни славы мирской – 
Былую припомни отвагу! 

Вселенную новую духом создай, 
Неважно – то будет ли ад, или рай, 
Но главное, чтобы звучали 
В ней осени тихий протяжный гобой, 
Свирели весны… то, что было судьбой, 
Земною, как в самом начале, 

Когда не грустили твои времена, 
Печалей не знал ты ещё имена, 
И было так ярко лилово 
Подснежники первой любви собирать 
И чувствовать, как наступает пора 
Созревшего главного слова! 

 

Ежата зимы 

Ежата зимы – тонкоиглые бесы – сбежались на праздник снегов. 
В трясины, в низины, в кромешную небыль, в стоячие воды болот. 
И машут огнями и пляшут тенями, выходят из всех берегов. 
Высоко летают, и скачут и лают, ломая декабрьский лёд. 

Болота блуждают слепыми кругами над силой своей немоты, 
И мышью простор убегает под камень, змеиные звёзды кружат. 
Меж кочек шипящих – от злого круженья вскипают оконца воды. 
И чёрная плазма болотистой жижи, пугая, съедает ежат. 

Они, погибая, всё-всё понимают, и плачут и стонут, вопят. 
Но звёзды болот, их змеиные жала – под жижей – растут и растут. 
И время кукожится, будто бы стая забытых осенних опят, 
Для праздника снега ежам не оставив хоть пару никчемных минут...

Предчувствие декабря 

Земля поворачивает на зиму. 
Прошит лихорадкой осенний воздух. 
И время в густых ледяных сединах 
Глотает рябинных закатов гроздья. 

Ночами деревья в оковах чёрных 
Блуждают по зябкой осенней хляби… 
А утром, снегами позолочёны, 
Стоят, изумлённо на небо глядя. 

Ведь там, в вышине, по утрам так звонко 
Лучами звучит на востоке солнце, 
Что будто проснулся, открыл глазёнки 
Декабрь – и над серостью дней смеётся 

Молчаньем лесов, как хрусталь, прозрачных, 
Ветрами, поющими жгучесть неба. 
Восторгом, кричащим, неоднозначным, 
Растущим в предчувствии льда и снега. 

Луч 

Спираль пространства замыкая, 
Спешат покинуть мир земной 
Людская злоба, скорбь людская 
Подземной тёмной стороной. 

Но размыкаются просторы 
Движеньем горнего ключа, 
И времени густые шторы 
Пронзает лезвие луча. 

Он режет их, и беспощадно 
Кромсает на клочки секунд 
Чугун грядущего прохладный 
И тёплый прошлого корунд. 

Шлифует чувства ежечасно 
До блеска летних детских дней, 
И всё, что сложно и опасно – 
Сверкает проще и светлей! 

Вода этой полночи... 

Вода этой полночи слишком чиста, 
Чтоб в землю пролиться. 
На вытканных звёздами синих холстах 
Весёлые лица. 

А полночь другая - темна и грустна, 
И чёрной водою 
Омоет просторы, где в утренних снах 
Заблещешь звездою. 

Пока чернота из одной черноты 
В другую струится, 
Ты полночи первой попробуй воды, 
Успей насладиться. 

 

Ах, лучше б ты не прилетал... 

(триолет) 

Ах, лучше б ты не прилетал – 
Который и летать не может! 
Меня сомненье злое гложет. 
Ах, лучше б ты не прилетал… 

Ржавеет душ сырых металл, 
И не металл ржавеет тоже! 
Ах, лучше б ты не прилетал – 
Который и летать не может!

И рыба-ночь, и суслик-утро... 

(триолет) 

И рыба-ночь, и суслик-утро 
Питаются травой небес. 
Бывают там, бывают здесь – 
И рыба-ночь, и суслик-утро. 

А я гляжу на них, я весь, 
Как дуб, корявый, но премудрый. 
И рыба-ночь, и суслик-утро 
Питаются травой небес. 

(с) Борычев Алексей Леонтьевич,   20. 08. 2019