Вторая жена 10/10

Это было давно, ещё во младенчестве. Помню достаточно чётко, как мне или обо мне говорят, что я буду женат дважды. Странные пророчества над головой человека, еще не отнятого от материнской груди. На это, мол, указывает пара завихрений на моем темени, другими словами, две макушки. Жена, как говорится, не стена, можно отодвинуть, но едва ли у гунявого младенца написано на роду, что он в своей, бог даст, длинной жизни будет кого-то отодвигать. Действительно, что нужно для того, чтобы первая  женитьба кончилась и началась вторая? Думаю, общего правила нет, и моя собственная жизнь достойный тому пример. 

Первый мой опыт брака начался примерно сорок лет назад, с дыма, который не без огня, с дыма костра. Этот дым, согласно популярной тогда песни под гитару, создавал уют. Это каким, нужно было произрастать женоненавистником и бродягой, чтобы такое придумать. Нет правда, мне даже странно вспоминать, что на привале в лесу, предварительно подвыпив, конечно, эту песню горланили не только парни, но и девчата, ведь доступный мне опыт подсказывает, что домашний уют, это – типично женская прерогатива. 

Но вернусь к моменту знакомства с первой моей женой. Можно сказать, что в тот знаменательный вечер я вышел из дыма костра, чтобы войти в сиротский уют её жилища. Казалось, затевается очередное похождение, с внезапным вполне нищенским, в духе времени, междусобойчиком, под спонтанную закуску, с танцами, которые начинались прямо за столом, без музыки и выхода на танцполе. Гостиная в хрущевке - какое еще танцполе! Кабы знать, что похождение обернется паломничеством! 

В одном ужасно старом, итальянском фильме героиня говорит, что путешественники отличаются от туристов тем, что могут не вернуться. Паломник, путешественник, все едино, восвояси ты возвращаешься, в лучшем случае, другим человеком, если возвращаешься, и если будет куда возвращаться. 

Смотрю на фотографию из совсем другой эпохи, где изображён черно-белый прилизанный мальчуган, в холщовой матроске и коротких штанишках на шлейках, парнишке примерно три года отроду, совсем сосунок, смотрю на него, и меня охватывает грусть. Это - мой первый подарок первой моей жене. Я начертал на обороте в присущей мне тогда шутливо-высокопарной манере: великий укротитель крокодилов. В руке у грустного матросика - резиновая тварь зеленого цвета. Была ли та моя выходка, с дарением фото, шуткой, а-ля найди-ка десять отличий? Я без понятия. Просто хотелось сделать девушке приятное. Кто знал, что она воспримет все эти шарады и шалости всерьёз. Я ведь, тогда все время пытался запудрить ей мозги, дарил ни к чему не обязывающее серебро, книги, посвящал стихи, усердно открывая ее глаза на какие-то там миры. 

Каким наивным я был! Должны были пройти годы, чтобы во мне самом что-то открылось, чтобы я уразумел наконец: с первой нашей встречи моя песенка была спета. Только подумать, открывал ей на что-то глаза! Да тогда, впервые в моей жизни все двери вдруг распахнулись настежь, и хлынул свет, а я не был к этому готов. И как я ответил  на несказанную, запредельную щедрость этой женщины? Расточительством я ей ответил, чем же еще? И тому, кто скажет, что она сама кое-в-чем  виновата, собственными руками сделала меня уродом, я заявлю, оставьте её в покое, она не при чем, я сам во всем виноват. 

Нет, правда, мне стоило быть чуть-чуть сдержанней, не давать обещаний, которые не собирался выполнять, не пускать в нашу жизнь кого ни попадя, самому не пускаться во всякие авантюры, не уезжать и не пропадать надолго  из виду, уступив  своё место разным прихвостням. 

Что до нее, она была неуязвима, она, как в одном великом стихотворении, спала на троне, и - Боже правый! - она была моя. К слову сказать, у нашей дочери, которая родилась чуть-чуть позже, была своя Педагогическая поэма, подшивка наших писем, что мы с моей благоверной писали друг другу, когда я был в отлучке. По словам дочери, она плакала над ними, но что это меняет? Это было время, не столько больших надежд, сколько несоразмерных обещаний, типа коммунизм в следующем году. Я сам был ходячим обещанием, которому не суждено было сбыться. 

Другой жене я ничего не обещаю, даже то, что мы состаримся вместе. Она появлялась исподволь, не то что первая моя, как снег на голову, а медленно, как бы проявляясь на фотобумаге, опущенной в реактив. И наверно,  потому, что рождалась она не в муках, а тихо, исподтишка, очертания её размыты. У нее те же привычки, она пользуется теми же духами, выбирает одежду в той же цветовой гамме, те же кольца украшают её тонкие пальцы, но что-то изменилось, что-то непоправимое, роковое. 

Листаю семейный альбом, а перед глазами десять отличий, листаю и думаю, что главным, решающим отличием новой жены от первой являюсь я сам. Ведь человек, который смотрит на меня из зеркал, уже готов ко всему. И я не знаю, только смерть нас разлучит с другой женой или что-то еще, но знаю наверняка, что ничего другого не будет, не будет ничего, кроме любви.