Нежить 0/10

Детство моё, по счастью,

прошло в тех самых местах,

где творил поэт Анненский,

рисовали Перов и Левитан,

бродил с ружьишком по лесам

любитель охоты Ульянов-Ленин,

героически тонули в болотах

конники генерала Доватора,

спасался бегством Бонапарт,

словом, в тех самых заветных краях,

где так и хочется завалиться

в ласковые травы-ковыли

и неспешно разглядывать

пухлогрудые белые облака,

в звенящей полуденной тишине

плывущие над головами

высоченных мачтовых сосен.

Но детства уже не вернёшь,

сырая земля весною коварна,

поэтому приходится искать

сухой ствол упавшего дерева,

которых много понавалено

вдоль и поперек крутых берегов

чёрной холодной ведьмы-Велесы.

Сидишь вот так себе,

греешься на солнышке,

пытаешься найти умные мысли

в своей беспутной голове,

беспричинно улыбаешься

приветливому зелёному миру,

и вдруг ощущаешь на себе

чей-то внимательный взгляд.

Мурашки бегут по телу,

волосы становятся дыбом --

кто-то явно смотрит тебе в спину.

Резко повернёшься сам

или найдёшь способ

тайком оглянуться --

вроде никого не видно.

Но ведь кто-то же явственно

разглядывает тебя...

Может быть, зверь какой?

Но нет нужды зверю

так долго и пристально

тебя рассматривать,

у зверя своих дел по горло.

Человек смотрит из леса?

Но в этой глуши нет никого

на все сто вёрст окрест,

кроме доживающих свой век старух,

которым едва хватает сил

пару раз в неделю доползти

за хлебом до местного магазина.

Редкие местные жители

открыты и приветливы,

охочи до неспешных разговоров,

всегда готовы показать дорогу

заблукавшему "москвичу",

как принято испокон веку

называть здесь всех чужих.

Может, это турист или ягодник?

Но какие весною грибы-ягоды?

Туристы, те сплавляются гуртом,

прекрасно понимая,

что такое трудное предприятие

в одиночку не осилить,

ходят по лесу коллективно,

галдят и перекрикиваются.

Но кто же тогда смотрит мне в спину?

Может, принесла нелёгкая

незнакомого лихого человека?

В деревне всегда заметно

присутствие чужих людей --

то трава не там и не так примята,

то ветка знакомая надломлена,

то след чужого сапога

чётко отпечатался в грязи,

птицы на припёке молчат,

собаки перелай злой затеяли --

и примет таких можно найти

превеликое множество.

Но и тут ничего не сходится,

потому как любой человек в лесу

всегда рано или поздно

сам себя обязательно выдаст,

хрустнет сухой веточкой,

нет, нет, да и шевельнётся,

сдвинется с места, задышит,

так или иначе нарушит лесной покой.

Остаётся грешить

только на лесную нежить.

"Точно! Нежить!", --

вспыхиваю я от жуткой догадки,

и в ту же минуту замечаю,

что приветливое синее небо

над бедовой головой моей

хмурится прямо на глазах,

в лесу быстро темнеет,

вода в реке журчит громче,

ледяным холодом обдаёт

порыв лёгкого ветерка,

вся природа вокруг поляны

съёживается, смурнеет, супится

в ожидании чего-то малоприятного.

От нежити нет спасения,

против неё не помогают

ни жаркая торопливая молитва,

ни крестное знамение,

ни серебряная пуля крупного калибра,

нежить ничего и никого не боится,

она питается людским страхом,

ей нравится так напугать человека,

чтоб мчался он, не разбирая дороги,

в ужасе прятался где попало

и боялся даже нос оттуда высунуть.

Какая она, нежить, с виду,

точно не знает никто,

потому что нет у неё

ни лица, ни тела, ни рук, ни ног --

нежить есть злой мёртвый дух,

сгусток негативной энергии,

поселившийся в том месте,

которое вдруг чем-то приглянулось,

и нужное обличье ей, нежити, придаёт

богатая человеческая фантазия,

которая и напридумывала

всех этих чертей, русалок, водяных,

упырей и прочую нечисть.

Жалко, что нет больше посредников

между людьми и нечистой силой,

городские экстрасенсы сплошь жулики,

а клыкасто-клюкастые старушки

все давно повымерли,

никто больше не умеет

договариваться с духами,

возникают конфликты,

а потом мы сетуем --

то не так, это не этак,

не идут дела.

Где ж им быть в порядке,

если не чтим мы ни домовых,

ни леших, ни водяных,

или кем там ещё для нас

нежить прикидывается...

Но я-то как раз из местных,

в пастушеском детстве попривык

ко всяким лесным странностям,

и хотя страшно мне до жути,

холодный пот ручейками

бежит по моей спине,

сердце готово выпрыгнуть

из пересохшего горла,

но я успокаиваю себя,

монотонно раскачиваюсь,

напевая под нос что-то унылое,

отгоняя от себя плохие мысли.

Прабабка моя, та знала точно,

какую мантру-заговор

надо петь в таких случаях,

но где ж тут теперь упомнишь,

приходится полагаться

на свои инстинкты,

они редко обманывают.

Я мычу под нос нараспев

привычную колыбельную,

которую пел своим детям,

нежить стоит за моей спиной,

чутко прислушиваясь,

маракуя своей соображалкой,

что же со мной,

таким вот самозабвенным,

делать дальше.

Нежить -- она хитрая,

то обернётся доброй старушкой,

одарит ребёнка конфеткой,

возьмёт его за ручку,

чтобы навсегда увести за собой

в страшное неведомое место.

То заманит летом глупую детвору

искупаться в реке,

заморочит голову,

покажет красивую лилию,

заманит ею в омут-вир

самого весёлого малыша,

защекочет до смерти

и утянет его глубоко-глубоко

на чёрное дно.

А ещё нежить приводит из леса

трупы мёртвых людей,

пропавших давным-давно.

Батя мой своими глазами видал,

как вышел однажды из леса

самый настоящий

давно убитый немецкий солдат,

постоял-покачался

и побрёл себе куда-то дальше

по своим фашистским делам.

Нежить любит старые кладбища,

водит туда горемычных людей

стреляться или вешаться.

Рассказывали мне,

как при Никите нежить повадилась 

приводить с кладбища покойников

на колхозную свиноферму,

где несчастные свиньи,

издали чуявшие мертвяка,

подымали днём и ночью

жуткий неистовый визг.

Ещё помню, как пару раз

заблукали мы с дедом,

собирая спелую чернику,

нежить отвела деду глаза,

он от испуга потерял дорогу,

панически заметался

со страшными криками

по мхам между медных стволов,

а я, семилетний малец,

спокойно сидел и смотрел,

как стекает живица

с подрубленной кем-то сосны,

не понимая дедовой суеты,

потому что прекрасно видел

то самое место меж деревьев,

откуда мы вошли в черничник.

Дед мой вообще был чукав,

мнительный, он легко

приходил в неистовство,

от чего совсем терял голову,

и однажды в лесу нежить

завела его «в грибах» так далеко,

что вернулся он домой

только через четыре дня,

пройдя через леса и болота

сотню километров

аж до самого Нелидова,

чудом миновав Пелецкий мох,

в котором сгинуло народу

видимо-невидимо.

Я замолкаю и открываю глаза.

Солнце несмело вышло из-за туч,

вода в реке с лёгким плеском

несётся в далёкую Балтию,

лес тих и задумчив,

словно мой соседушка с похмелья,

спина моя затекла,

но уже давно высохла от пота,

желудок просит еды,

поэтому приходится вставать,

опираясь на длинный дрын,

без которого в этих местах

нынче ходить опасно,

мало кто там лежит под кустом,

гадюк стало так много,

что страшно спать в доме,

они живут под фундаментом,

вдруг какая-нибудь решит

прийти погреться у печи?

Нежить успокоилась, пропала.

Выжатый, как тряпка половая,

то и дело спотыкаясь,

я осторожно шагаю

через заливной луг

напрямик к деревне,

заслышав голоса,

гул трактора,

облегчённо улыбаюсь.

Вроде бы выбрался.

Умываюсь в избе,

долго смотрюсь в зеркало,

разглядываю своё лицо,

глубоко запавшие глаза,

удивляюсь тому, что утром брился,

а вот поди ж ты,

как отросла щетина на щеках

всего-то за полдня.

Не забыть бы вечером

оставить домовому

на загнетке тёплой печи

немного молока и печеньку --

домовые, они страшно как падки

на сладенькое.

Завтра, пожалуй, схожу-ка я

на заброшенный хутор,

где в стародавние времена

жил старик-колдун с красавицей-дочерью,

к которой посватался было

молодой местный учитель

церковно-приходской школы,

наш родственник по бабке.

Жениха вскоре забрали на войну,

а старый ведьмак спятил,

и, решив утешить дочку,

принял обличье своего зятя,

приехавшего на побывку.

Так и жили «молодые» год или два,

пока тайна не раскрылась,

не пришёл с войны друг убитого.

Невеста вскорости повесилась,

прокляв перед смертью отца,

и теперь постылая душа его

бродит по окрестностям

в ожидании Страшного Суда.

А в детстве мы на том хуторе

самую сладкую малину собирали,

что тоже примета нехорошая…

Засыпаю-проваливаюсь с мыслью:

«Если с нежитью я договорился,

то неужели с каким-то старым хреном

завтра не смогу управиться?!...»

(на этом месте записи пропавшего гр-на С.

в найденной участковым тетради обрываются)