Игорёк 10/10

    Игорёк был единственным некомсомольцем в Васиной группе. Не ясно, как он умудрился избежать принудительно-добровольного приобщения к передовому отряду молодёжи, но факт остается фактом — в ряды первокурсников серьёзного института затесался отщепенец. Он открыто гордился, бравировал своим статусом, любовно оберегал его, пресекая всякие попытки общественности устранить непорядок, а при взгляде на сокурсников, поголовно окомсомоленных, в его глазах появлялось нечто удивлённо-брезгливое. Комсорг группы, имеющий обыкновение растрачивать комсомольские взносы посредством проедания их в мороженице, пытался компенсировать свою финансовую нечистоплотность активной миссионерской деятельностью на ниве возвращения заблудшей овцы в лоно. Но тщетно. Игорёк был непреклонен. Он наглел на глазах, манкировал обязанностями члена комсомольского отряда ДНД, мотивируя это своей непринадлежностью к рядам прогрессивной молодёжи, любил во время комсомольского собрания, на котором не обязан был присутствовать, зайти в аудиторию и демонстративно гнусавым голосом протянуть:

— Аaаа, вы всё заседаaаете. Ну лaаадно, пойду ещё кофейку попью. 

    В начале пятого курса он женился на девочке с другого факультета, и молодая, но рациональная, с деловой хваткой жена однажды намекнула суженому, что грядёт распределение, и неплохо было бы в интересах семьи вступить в комсомол. Ответ Игорька поразил моральной высотой, явственно пахну́ло чем-то давно забытым, дворянским. А сказал Игорёк буквально следующее: ”Я без пяти минут офицер Российского флота (в институте была морская Военная Кафедра), и не пристало мне поступаться принципами.” В общем, романтический образ, который взлелеял в себе Игорёк, материализовался и завладел им. Оставалось только посочувствовать молодой супруге и попытаться утешить её тем, что жёнам декабристов было ещё хуже.

    Но всё разрешилось очень скоро и самым благополучным для всех образом. Ключевую роль в этом разрешении сыграла та самая Военная Кафедра, благодаря которой Игорёк в скором времени должен был стать лейтенантом флота. 

    Тысяча девятьсот восемдесят шестой год принёс свежий воздух последнего, преддипломного курса и ощущение “новой метлы”, которая была столь же косноязычной, сколь и все предыдущие, но отличалась каким-то неуёмным задором, южным темпераментом и готовностью мести по-новому. Xотя и сама явно не понимала, как это нужно делать. Весь её облик говорил собой: “Эх, подмету!”  Но в недрах Васиного консервативного ВУЗа особо подмести не получалось. Снаружи — да. Из окрестных ликёро-водочных магазинов практически полностью исчез ассортимент дешёвых вин, а большого перерыва между занятиями стало не хватать, чтобы спокойно попить пива у ларьков, т. к. вокруг них непомерно разрослись очереди страждущих. Но внутри института всё оставалось по-прежнему, особенно в святая святых — Военной Кафедре. Надо заметить, что хоть все её преподаватели и были офицерами, но, как и обычные люди, сильно разнились. Были откровенные дубы, были умные, жёсткие, встречались и мягкие, неуверенные. А начальник кафедры, контр-адмирал, человек-кремень, обладал абсолютно негнущейся натурой, и все знали, что если он что-либо сказал, то по-другому не будет. И вот, за три дня до экзамена на ВК, необходимого для получения звания лейтенанта, начальник её объявил, что некомсомольцы на его кафедре офицерами не станут, и не допустил Игорька до экзамена. Ситуация действительно была серьёзной, т. к. с несдавших экзамен снимали военкоматовскую бронь и в любой момент могли забрить на срочку простым солдатом. 

    И тут с Игорька полностью слетела вся его романтическая аура. Он проявил редкую сметливость и бытовую расторопность, свойственные скорее складскому прапорщику, нежели офицеру флота. Кроме того, он выказал тонкое понимание психологии различных типов людей. Дело в том, что ему необходимо было организовать комсомольское собрание (на предмет принятия в члены), обеспечить кворум и заручиться большинством голосов. И всё это за три дня, оставшиеся перед экзаменом. 

    Кого-то он умолял, кому-то грозил, перед кем-то бледнел, растирая рукой область сердца. В одном кармане у него лежала бритва, чтобы при необходимости можно было имитировать попытку самоубийства, в другом — фляжка со спиртом, способная стать решающим аргументом для многих комсомольцев. В дипломате он носил свадебные фото с целью разжалобить сердобольных комсомолок, каждая из которых теперь превратилась для него в так необходимый сейчас “голос”, и модную книгу “Мастер и Маргарита”, демонстрируя заинтересованным лицам готовность дать её почитать. В некоторых случаях туманно намекал, что готовится стать отцом. А для сокурсников, отличающихся здоровым цинизмом, всё решило обещание скромного ужина в шашлычной. В общем, Игорек сотворил чудо — за два дня во время сессии умудрился стать комсомольцем, и российский ВМФ обогатился ещё одним лейтенантом запаса.