Детские истории Васи Раздолбаева 10/10

Карл Маркс

    На уроке рисования Вася изoбрaзил Карла Маркса. Он полу­чился, как и положено — неряшливым, с всклокоченной неухо­жен­ной бородой и голубоватыми растрёпанными волосами. Показал учителю.

— Очень хорошо получилось, — сказал тот. — Это кто, крестьянин?

— Нет, — ответил Вася, — Карл Маркс! 

— Да? — удивился учитель. А потом добавил: 

— А что, похоже.

************************

Ейск

    Вася oкончил четвёртый класс, и вместе с мамой и младшим бра­том поехал в Ейск. Сняли комнату в доме с тенистым садом: покрытый матовой испариной виноград, зреющие абрикосы, раскидистая шелковица. До моря — минут двaдцaть пешком по жаре. Oно было мелким, дурнопахнущим и неинтересным. Вася предпочитал валяться в прохладной комнате и читать книжки, взятые в местной библиотеке. При этом он сосал барбариски, а фантики бросал в щель между кроватью и стеной. Через не­де­лю мама стала делать влажную уборку, отодвинула кровать и увидела огромную кучу фантиков. 

— Вася, — воскликнула она, — как тебе не стыдно, ты же пионер! 

    И Вася понял, что пионерам можно практически всё, но — ни при каких обстоятельствах — нельзя бросать фантики в щель между стеной и кроватью.

***********************

Юра

    В четвёртом классе Васе поручили подтянуть по математике закоренелого двоечника Юру Чистякова. После уроков они ста­ли ходить к Юре домой и делать домашние задания. Казалось, Юра начал что-то понимать. Он мучительно морщил лоб, на­пус­кал на лицо выражение крайней озабоченности и то и дело прихлёбывал из огромной чашки приторно сладкий чай. Так продолжалось почти месяц. Наконец подошёл срок очередной контрольной работы. Вася надеялся, что Юра получит твёрдую тройку, а при благосклонности фортуны даже и четвёрку с ми­нусом. 

— Ну как? — спросил он Юру после окончания контрольной. 

— Ой, четыре задания сделал, а пятое не успел — ответил Юра. 

    Это была победа. До сего времени Юра ни в одной кон­троль­ной не решил ни одного задания.

    На следущий день учительница должна была огласить ре­зуль­таты. Математика была третьим уроком, и Вася не мог до­ждаться её, надеясь, что Юра получит хорошую отметку, и всем станет ясно: своими успехами он обязан Васе. Прозвенел звонок, учительница начала объявлять результаты контрольной. Дойдя до Юры, она сделала паузу. Лицо её потеплело, разгладилось и даже как-то озарилось светом оправдавшихся надежд. 

— Юра Чистяков, — сказала она. — Наверняка вы заметили, как Юра начал исправляться. Видно, что он очень старается и, наверное, скоро у него получится. Но пока — двойка. 

    Оказалось, из пяти заданий Юра четыре решил неверно, а к пятому даже не притронулся. На этом и закончилась Васина педагогическая деятельность. A Юра каким-то образом умудрился вымучить восемь классов и ПТУ, став столяром-краснодеревщиком. Как говорили, очень хорошим. Bряд ли знания математики сыграли бы в его жизни сколь-нибудь значимую роль.

*******************

Генрих

    Генрих был Васиным соседом по лестничной клетке. Ровесник отца Васи, он работал футбольным судьёй. Каждый день ни свет ни заря выбегал из дома, совершал многокилометровый кросс и возвращался в то время, когда Вася с портфелем и мешком со сменной обувью шёл в школу. Генрих очень не любил постороннего шумa, и если в какой-нибудь квартире громко звучала музыка, он брал молоток и остервенело бил по батарее. Весь девятиэтажный дом ходил ходуном, а Васина мама произносила сочувственно-уважительно: 

— Генрих колотит.

    Семью его составляли жена Таня, дочь Алка, которая училась вместе с Васей двумя классами старше, и кот Тихон. Каждый вечер Тихона выпускали на прогулку. Видимо, возвращаться он не жаждал, т.к. Генрих постоянно выходил на лестницу и нудной скороговоркой причитал: 

— Тишка, Тишка, Тишка, Тишка…

Так продолжалось не менее двух часов. Тишка возвращался после одиннадцати — наглый и довольный, и начинал истошно завывать под дверью. Минут через десять лязгал замок и заспанный голос Генриха незло произносил: 

— Ах ты, сучье вымя. Последний раз пускаю. 

    Как-то, когда Вася учился в шестом классе, его папа взял отпуск во время школьных зимних каникул. Каждый день они ездили в музеи, кино, зоопарк, планетарий. Зимы тогда в Ленинграде были морозными и снежными. Дороги и тротуары ещё в декабре покрывались утрамбованным снегом, а над люкaми теплотрасс курился мохнатый пар. Вася с папой вышли из квартиры, собираясь совершить очередной культпоход. Был будний день — часов десять — поэтому в парадной стояла тишина — ни хрипов замков, ни голосов, только в квартире на шестом этаже глухо погавкивала овчарка Бритта. Лифт, как ни странно, оказался занят — об этом свидетельствовали утробное ворчание механизмов и тускло светящаяся кнопка вызова. Секунд через десять лифт остановился, створки дверей раздвинулись и из него вышел Генрих — активный, раскрасневшийся, извалявшийся в снегу с головы до ног. В руках он держал лыжи с нaдетыми на них палками, и весь его вид выражал радость и довольство. 

— Генрих, ты что, тоже в отпуске? — спросил Васин папа. 

Генрих удивлённо взглянул на него и сказал: 

— Да нет, я на больничном.

В спортивном костюме, извалявшийся в снегу, энергичный и раскрасневшийся, меньше всего он походил на больного. 

     Это было лет сорок назад. Сейчас нет ни Генриха, ни Тишки, но лифт всё так же истошно урчит в парадной, а из подвала доносится затхлый запах неустройства.