Предисловие к сборнику 10/10

ПРЕДИСЛОВИЕ

к сборнику стихов и песен "ПО ГОЛОЛЕДУ", Москва 2019.


    
«Это стихи. И это песни. Во всяком случае, это стихи, которые поются.  То, что исполняются они, как правило, под аккомпанемент гитары – не делает их ни лучше, ни хуже. Просто именно так и для этого они написаны!..»
                                                 Александр Галич,

                                                  из предисловия к самиздатовскому сборнику «Книга песен»

«Песню к бумаге не пришпилишь, и слова, оставшиеся без мелодии, совсем не то...»
                                                 Станислав Рассадин



Начало

Давным-давно жили-были в Орле четыре друга, четыре поэта – Евгений Башта, Михаил Малков, Александр Катохин (Матвеев) и Евгений Гуров.
Они встретились в конце ноября 1987 года в орловском КСП (клубе самодеятельной песни), в Доме Учителя. Башта и Катохин, не будучи знакомы друг с другом, в один из «клубных» дней вместе пришли на прослушивание и «смотрины».

Малков (к тому времени – весьма почитаемый в клубе автор...) сидел на стуле и музицировал. Два новичка-соискателя расположились напротив – нужно было подождать опаздывающих членов клуба.  Девчонки возились с чайником и раскладывали печеньки. Катохин косился на входящих и выходящих людей, а Башта сквозь челку рассматривал поющего Малкова, нагловато улыбался, иногда кивал в такт ритму.

– Пурга, – сказал он после очередной песни. – Сам-то понимаешь?
– Во гад, – подумал Малков и посмотрел Баште в лицо. – Че сразу пурга?
– Одна вещица до этого ничего была, а эта, последняя – пурга и лажа... Песни бывают – или «вещь», или «лажа». Третьего не дано!..
Назревал конфликт. Но тут как раз настало время спеть вновь прибывшим.

Катохин начал с военных песен. Народ в комнате попритих. Непривычно сильное звучание – голос, гитара. Больше, чем просто песня. Казалось, ожила картина давнего боя, и вот он – рыжый солдат со штыком в огромном кулаке, один в поле воин...

Когда от батальона только ты –
Оружьем штык, от злости пальцы ноют...
Уверен, что не взять им высоты,
Порвал зубами грязные бинты,
Они, спадая, шрам траншейный кроют.

А сам – пошел, ты так страшней,
Ты – воплощенье всех чертей,
Ты – в их собачьей глотке кость,
Ты – месть за батальон,
Ты – злость!..

 «...Допев песню, я протянул гитару владельцу. Он кивнул на парня, сидевшего напротив меня. Челка длинных черных волос почти закрывала карие, настороженно смотрящие глаза. Парень сидел чуть наклонившись вперед и почему-то вызвал у меня ассоциацию сжатой пружины.

— Евгений Башта! Не был... Не состоял... Не привлекался. — коротко и резко сказал он и, ударив по струнам, запел, вернее не запел, а надрывно закричал. Женя прокричал три песни, поставил гитару и спросил:
— Где здесь можно покурить?

Так завязалось наше знакомство, впоследствии перешедшее в крепкую мужскую дружбу. Мы бродили по осеннему городу и читали друг другу старые свои "стихи”. Башта к тому времени писал не более полутора лет, своих у него было немного, но он великолепно разбирался в поэзии, наизусть читая Вознесенского, Цветаеву, Высоцкого. Мы часами полоскали шкуры бронзовых кумиров, в эпизодах гениальный Башта (как он сам себя называл) экспромтом рифмовал карнизы домов с самими домами...»
                                                 Александр Катохин,
                                                  из повести «Восползание на Парнас», 1993

Спустя неделю они впервые встретятся втроем – Башта, Катохин и Малков. Первые споры над песнями, подчас до хрипоты. Первая пачка сигарет "на брудершафт", первый совместный квартирник. Женя Гуров присоединится к ним чуть позже.


Для чего

«– Для чего мы живем, поэт?
Для веселой игры,
чтоб скатиться
с вершины лет
как на санках с горы...»
                                                 Мих.Малков

«...Было время – волки да вороны
Лихо жили да крепко вздорили...»
                                                 Евг.Башта

Есть песни (и авторская песня – не исключение), которые в хорошем смысле этого слова универсальны и подходят каждому, как новая, удобная одежда – и каждый, исполняя такую «всехнюю» песню, примеряет ее на себя, как свою собственную – будто бы сам ее написал. «Вещь не принадлежит автору» – говаривал Женя Башта.

Но некоторые песни требуют особого, авторского исполнения.  Песни вне формата. В какой-то момент понимаешь, что каждому из нас в этом мире приходится думать, говорить и «рычать от боли // под ласковые крики: – Просим! (Малков, «Кукушонок»)» по-своему и своим голосом.
«Примерить на себя» такие песни другому человеку сложно, (а иногда – решительно невозможно), как сложно примерить на себя чужую боль и чужую судьбу. Да этого и не нужно, наверное.

Так или иначе, большинство песен Башты, Гурова, Катохина и Малкова не вписываются в стереотипы самодеятельной песни и вряд-ли когда найдут других исполнителей.

Поэты, декламирующие (но чаще – кричащие) стихи под гитару... Тексты простые по форме и непростые по содержанию. Сильная эмоциональная составляющая. Это то, что в первую очередь объединет троих – Башту, Малкова и Катохина.

«В начале весны 1988 в орловском КСП в Доме Учителя появился Гуров. К тому времени мы – три  автора, Башта, Катохин и я – основательно сдружились на совместных квартирниках, фестивалях и прочих пьянках и в клубе держались особняком. Народу поющего под гитару и, даже пишущего, приходило немало, но... «В наш тесный круг не каждый попадал...» – это и про нас, к сожалению. Мы были весьма строги к  «конкурентам», впрочем, как и к себе самим. Стихи и песни друг-друга оценивали исключительно по критерию «цепляет / не цепляет», «вещь» или «лажа», песни приходящих людей оценивались так-же.
Женя Гуров, похожий на лесковского Левшу, сочинял и пел, чуть грассируя букву «р», удивительно простые и, одновременно, сложные песни. Он был абсолютно настоящим и сразу был принят в «стаю».
                                                 Из записок Михаила Малкова

Все четверо – разные по творческим пристрастиям и стилям, не похожие друг на друга. Разные. И тем не мение –  стая, одна стая.

Четыре автора пишут песни, будто ставят спектакль, будто снимают авторское кино. Каждый по-своему. Каждый из них охотно примеряет маску «лирического героя» – пишет от имени шута, мудреца, солдата, хулигана, а то и – хитрого лиса или лесной нечисти. Но эти маски не прирастают намертво. Сквозь тонкую кожицу проступает свое, личное и конкретно-личностное.

Саша Катохин, выступая на одном из концертов, сказал: «...Авторская песня – свободна, потому что нет запретных тем, каждый пишет со своей гражданской позиции – так, как он понимает ту или иную жизненную ситуацию». В песнях все четверо не боятся говорить «Я» и не прячутся за общими штампами и понятными фразами. Каждого (и каждого по-своему) отличает собственный взгляд на мир и на внутреннюю свободу. 

А высшая степень свободы – свобода говорить без фиги в кармане и, стало быть, говорить правду...

Шуты обязаны шутить,
Но не обязаны смеяться,
Шут может правду говорить,
Кого нам, дуракам,
бояться...
                                                 Евг. Башта (Монолог Шута)

Поэтому и пишет каждый из них в конечном счете от первого лица (словами Окуджавы: ...как он дышит, так и пишет) – от своего имени и о самом себе. И о том времени, в котором живет.

А время выдалось такое, «время выдалось лихое, // пролетал над головою // красный флаг былых побед... (Малков, «Время»)».  Конец 80х, начала распада СССР, великой страны, в которой все они родились (А стране моей уж давно каюк, // А в стране моей – поменяли флаг...    А.Катохин (Маяк).
Родная страна умирала, мучительно погружаясь в хаос. Из черно-белых телевизоров текли потоки черно-белой (ин)формации: Сталин, Берия, репресии, хрущевская оттепель, годы застоя, Солженицин, Сахаров. Перестройка. Но куда страшнее перестроечная действительность – межнациональные конфликты, ваучеры, МММ, пустые полки магазинов, первые «новые русские», дилеры, килеры, первые бомжи на улицах... 
Приоритеты сломаны, все то, что казалось важным и вечным – утрачено. Хаос. Философия Ницше учит, что после хаоса наступает порядок, но время шло и был только хаос. Как жить дальше?

А дальше – как в любой другой переломный момент истории, каждый для себя и по собственному току крови решает как ему жить. И кому служить.

«...А может, ты пойдёшь туда,
где нищая, в грязи,
под серым знаменем труда
твоя страна лежит?
И зная, что "земных богов"
ждать не замедлит месть,
не испугавшись батогов
ты скажешь всё, как есть?..
                                                 Евг. Башта (Конечно, страшно умирать)

Каждый решает сам – вслед за дедом, ушедшим добровольцем в ополчение под Ленинградом.  Вслед за Александром Галичем (...Моя война, моя вина, // И сто смертей мои!...), вместе с сотнями других, ныне известных и ныне безвестных бардов, сказавших себе в это «историческое» время: Моя война, моя вина... 

Четыре автора, четыре голоса, четыре судьбы. Все четверо (вместе, и каждый – по-своему) объявили себя мобилизованными в том далеком 1987 году и выбрали для себя оружие – писать песни. И говорить со сцены.

Все серьезно. Все очень серьезно. Каждый из них выходит на сцену не петь-играть, не красоваться. Работать. Всерьез. Как в бой, как в последний раз. (Катохин: И пусть эмаль летит с зубов // От выстраданных мною слов...). Чтобы прокричать со сцены что-то глубоко личное, что не оставляет равнодушным (... все, что презирал и любил...), что можешь сказать только ты.

Это объясняет отсутствие гитарных проигрышей и сладкозвучия, равно как и обилие спорных тем и трактовок.

«Мы писали тексты и исполняли их под гитару. Музыка казалась нам абсолютно вторичной (действительно, не более, чем ритмическая основа, по выражению Высоцкого). Несмотря на то, что каждый владел гитарой уверенно – во всех тональностях и на всех регистрах (кроме Башты, пожалуй...)), мы избегали гитарных изысков и старались не злоупотреблять аккомпанементом в ущерб тексту.
Что же касается самих стихов, то и тут – содержание текста – его смысл, энергетика, внутренний нерв казались нам важнее свежести рифм и соблюдения размера, важнее формы».
                                                 Из записок Мих.Малкова

Звучит как манифест. Слово – первично, текст (смысл, «внутренний нерв»)  есть  содержание песни, мелодия – ее форма.

Постепенно сложился ряд постулатов, нечто вроде кодекса чести, которого придерживаются все четверо: писать – честно,  выкладываться по максимуму (если хотя бы одному человеку в зале нужно то, что ты делаешь – все не зря), не писать на откровенно проходные конъюнктурные темы. А если уж и писать про 37й или про войну, то писать так, чтобы до костей пробирало, до судорог, до слез.

«Многочисленные посиделки с гитарой и даже полновесные домашние концерты регулярно проходили в Орле, Курске и Туле, а также (реже и в «усеченном» составе) в Липецке, Костроме, Киеве, Ленинграде и Москве.
Работали в полный голос, до седьмого пота и сорванных связок. По прошествии лет понимаю, что это было возможно благодаря хорошей звукоизоляции домов советской постройки, а может и просто благодаря ангельскому терпению соседей – простых советских граждан. В любом случае – спасибо вам, люди. И простите нас.
Конечно же, спасибо и вам – родные, друзья, спасибо нашим родителям, спасибо нашим женам – за понимание, за любовь, за терпение...»
                                                 Из записок Михаила Малкова

Башта, Малков и Катохин много времени проводят втроем, часто – вчетвером, вместе с Гуровым. Так, незаметно, творческое содружество четверых перерастает в тесную дружбу. Но после очередного фестиваля или квартирника каждый на время «затаивался», уходил в себя – так появлялись новые песни.

«...Затравленный мальчик, рифмующий ноты
в бешеном городе пыльных иллюзий,
твоя мечта – дотянуть до субботы,
чтоб в воскресенье рассыпаться блюзом...»
                                                 Евг. Башта (Бумажный зодчий)

Тексты песен пишутся повсюду, где застало «вдохновение» – в трамваях/троллейбусах, на работе, на бегу... Ночами их дописывают и приводят в порядок, за рабочим (чаще всего – кухонным) столом.

Вместе с пачкой сигарет и спичками у каждого из четверых в кармане лежит сложенный вчетверо, исчерканный тетрадный листок и огрызок карандаша (Катохин: «...не обнаружив в кармане листа бумаги, ценную строчку записываю на рубле»). Предел мечтаний –  диктофон, на который можно было бы наговорить текст или напеть мелодию.

Далеко не все «новоиспечнные шедевры» были удачны.

«...Как-то весной 1988 года я пришел к нему (к Жене Баште, М.А.) домой на Ягодный переулок, 13. В проеме двери с гитарой меня встретил Башта и торжественно заявил, что за несколько часов сочинил десять песен. Мне оставалось сделать изумленное, а затем внимательное лицо.
Женька присел на диван, разложил листы и листочки и под один и тот же мотив, сопровождаемый тремя аккордами, спел десять новорожденных опусов. С завершением последнего он с некоторой гордостью посмотрел на меня, ожидая резюме.

— Ну как?
— Дрянь, Жень... — сделав постную мину, сказал я.
Поднимаясь, Башта отбросил в сторону гитару.
— А-а... Да что б ты понимал?! Вот когда я, гениальный, умру, ты меня издавать будешь и еще хвастаться, что знал лично!..»
                                                 А. Катохин.
                                                 Восползание на Парнас. 1993

Все четверо «обкатывают» друг на друге новые песни по мере их написания. Слушают внимательно и серьезно. К отдельным спорным строчкам никто (до поры) не цепляется, важно общее впечатление. Иногда просят спеть еще раз – чтобы лучше услышать и ничего не пропустить, но чаще всего все понятно сразу...
Находкам друг-друга радуются искренне, шумно и со вкусом отмечают удачные «премьеры». Но слабые, бесцветные, невыразительные песни (а также песни коньюнктурные и явно "проходные") получают номинацию «Лажа» и больше не исполняются никогда – даже если "номинант" не согласен с вердиктом коллег (впрочем, такое случалось крайне редко).

В творческом плане это позволяет расти каждому из них, задает планку, ниже которой опускаться нельзя.

«– Катохин, нужно вбирать в себя чужую боль и отдавать людям переработанную радость, – говорил Башта, когда я пел ему очередную приблатненную песенку.
– Ты не имеешь права писать хуже, чем ты писал! – добавлял он, приводя названия моих старых песен...»
                                                 А. Катохин.
                                                 Восползание на Парнас. 1993

Сохранилась записка Евгения Башты, которую он передал Саше Катохину после одного из концертов в орловском ТЮЗе – с перечнем тех самых «старых» песенных ориентиров и припиской: «Скотина, работай на пределе!.. Вечно твой, Евг. Башта».

«С легкой руки и по приглашению Влада Трахтенберга, ведущего актера орловского ТЮЗа, театра  «Свободное Пространство», мы вчетвером периодически давали концерты для труппы театра.
Мне было трудно это принять тогда, но похоже, что актеры ТЮЗа ходили именно на Женю Башту. На площадку малой сцены театра «Свободное Пространство» он всегда выходил последним, после нашего общего выступления – как всегда, без программы, на импровизе. С первого аккорда, с первой строчки начинался неспешный разговор с залом, с актерами, внезапно ставшими зрителями.
Никто из нас не считал Женьку сильным исполнителем (пели/играли мы по-любому лучше...))), но в его энергетике, в его образе было что-то такое для этих людей, чего ни я, ни Гуров и ни Катохин не могли им дать.
После концерта ТЮЗовцы обступали Женьку и разговор продолжался. Трахтенберг довольно топорщил усы...»
                                                 Из записок Мих Малкова

И Башта, и Малков с Катохиным часто импровизируют во время выступления, и тогда прямо на сцене рождаются новые акценты и интонации. Иногда по ходу концерта меняется мелодия или текст, приходят новые фразы и целые куплеты (очень характерно для творчества Жени Башты).

Так появлялись разные варианты исполнения одной и той же песни.

Подход в чем-то безответственный (и, наверняка, не очень профессиональный), но мне почему-то кажется, что именно так – живьем и в муках – и должна рождаться авторская песня.

На четверых они написали более 500 стихов и песен, не считая набросков. На темы самые разные – от анти-перестроечных песен (большинство из них не вошло в этот сборник) до военно-патриотических. Но, о чем бы они ни пели (война, тюрьма, любовь, клоунада, комедия, жизнь, смерть...), характерная особенность всех четверых – песни от первого лица, очень личные, нередко исповедальные.

И тогда – даже простенькое, казалось бы, стихотворение, написанное о своем, о личном и сокровенном, превращается в Романс о Любви, как она есть – для каждого божьего человека...


«...Но в этом мире, радостном до боли,
Такой как есть – беспечен и раним,
Я много лет одной тобою болен.
Я много лет одной тобой храним...»
                                                 Мих.Малков (Да, грешен я...)

«...За провалом окна спят рябины без ягод,
боль их темного сна выпить хочется ядом.
И уткнувшись лицом в голос, пахнущий горем,
обручальным кольцом в небо выбросить зори...»
                                                 Евг.Башта (Нефертити)

«...Нас в кулуарах сплетники жалели,
Но, молчаливо потакая им,
Не верил я, что мы перегорели,
Не верь и ты, что мы перегорим...»
                                                 А.Катохин (Ответ жене ...)

 «Я пришел в твой дом – здесь живет твоя тень.
Я ищу во тьме твой невидимый след.
Над твоим окном распустилась сирень,
Где-то далеко загорелся рассвет...»
                                                 Е.Гуров (За твоим окном ...)


Занавес

«Серебряный старец ушел в небеса
И запер оттуда двери.»
                                                 Е. Гуров


В конце 80-х их узнавали на улицах Орла и Курска. На фестивалях подходили незнакомые люди – пообщаться, поговорить. Патриархи авторской песни (Кукин, Городницкий, Егоров, Вахнюк, Лорес, Жуков...) отмечали их песни и каждого из них знали по имени.

Напрашивается вопрос из серии – ну, ребята, а ежели вы все такие умные... Ну, действительно, если все так круто – где ж это сейчас? Безвестные гении, где вы, ау?? Почему все кануло в лету? Где ваши ролики на ютубе?

Возможно – ответ находится в этой книге.

Правда в том, что творчество (да и сама жизнь) всем четверым казалось долгим, если не вечным, процессом.

Они не искали громких побед на КСП-шном песенном Олимпе. Катохин на бардовских фестивалях нередко выступал вне конкурса, Малков ушел сам, когда понял, что системе КСП его «война» не нужна. Все четверо – просто жили, и писали песни.

Казалось, все только начинается – и жизнь, и поэзия, и совместный творческий путь. Никто не знал, что на сам «процесс», да и просто – на радость общения друг с другом, судьба отвела им немного времени.

Через 3 года после их первой встречи, в новогоднюю ночь 1991 в ДТП трагически погибает матрос спецназа морской пехоты, студент режиссерского отделения ОГИК,  24-летний поэт Женя Башта. Два его лучших друга, Малков и Катохин, ссорятся на похоронах и несколько лет, вплоть до июля 1995, практически не общаются друг с другом.

В конце октября 1995 Александр Катохин (Матвеев), бард, поэт, журналист – шумный, дерзкий, сильный человек с большой и доброй душой скоропостижно скончался от инсульта в возрасте 36 лет.

После концерта, посвященного его памяти, Михаил Малков больше не выходит на сцену. Еще через год Малков, к этому времени уже практически переставший писать и исполнять песни, уезжает из Орла.

Башта, Катохин, Малков...  Каждый из них по-своему любил этот город. Каждый из них по-своему его оставил.

Так, спустя неполных 7 лет после их первого совместного концерта, из четверых в Орле остается один только Гуров.

Женя Гуров умер в возрасте 54 лет в августе 2014, недалеко от Орла.

«...Было время – волки да вороны
Лихо жили да крепко вздорили.
И летела шерсть во все стороны
Вместе с перьями по-над полем.

Но одни – под выстрелы списаны,
А другим – как время оставило,
Только те и другие чистыми
Перед богом своим предстали.

Егеря, походкой вальяжною,
По костям – хрустя как валежником...
И расселись кенари ражие
На ветвях чащобы прореженной...»
                                                 Евг.Башта (Баллада о канарейках, 1989)

Этот сборник – их первое совместное обращение к публике после долгих лет молчания, первое совместное и самое полное издание их стихов и песен.

Сборник составлен таким образом, что тексты всех четверых авторов даны вперемежку и объединены тематически (но не сгруппированы по времени написания) – примерно так, как они пелись на квартирниках, когда каждый из авторов дополнял друг друга.

Песни в формате mp3 можно послушать на сайте www.bards.ru, а также скачать по QR-коду, опубликованному на обложке этого сборника.
   
Михаил Альховский