Эхо шумерского плача 0/10

(мистерия на современный лад)



Посвящается памяти Филиппа Майнлендера*


Слово, что сказано, не изменят боги,
Слово, что сказано, не вернут, не отменят,
Жребий, что брошен, не вернут, не отменят,
Судьба людская проходит, ничто не останется в мире!
«Эпос о Гильгамеше» (пер. И.М. Дьяконова)



I  “Homo Ingenitus”

Благословенны души не рождённые, не видевшие солнечного света, не знавшие ни славы, ни навета, от гомона земного отчуждённые, от горнего рыданья отрешённые. Благословенны замыслы напрасные, пустые сны и грёзы непостижные; неспетые, незримые, неслышные. Покойные – и потому прекрасные!



II “Nihil Humani”

Поезд-призрак со станции «Детство» …
Агнец жертвенный брошен на рельсы.
Здесь живут (далеко по соседству) Роза плача и стан Эдельвейса.
Фаланстер полустанка «Буранный», безъязыкий, печальный и странный, где потомки последних манкуртов постигают скрижали абсурда.
За прозрение отданы вежды, их сомнения все и надежды…

В остывающем Трупе Господнем лабиринты пустых скотобоен и Земли воспалённая масса тлеет углями времени злого. Подсудимые в рваном исподнем (каждый грех не удвоен – утроен); их вины ненасытная касса тянет мысли и слово за словом. В кандалах кафкианского страха рады были бы снами забыться, но от имени-матери-плахи никому не дано откупиться. И блаженством вчерашнее горе им покажется в Круге Девятом. Как за воздух, за память хватаясь, будут вновь понапрасну молиться драгоценным своим «априори»: письмам матери, пахнущим мятой; на прощанье не сказанным «каюсь»; бликам солнца на стенах больницы… 

Это было рождественским утром…



III “Solitude Hominus”

Это было рождественским утром. Ложь таилась под яркой помадой, и о нашей вчерашней измене знала только кофейная гуща. Расставанье – привычное дело, как с утра сигарета и латте. Удивляться чему? – мы чужие, а бояться – всегда слишком поздно.

Две души могут быть только розно –  две струны, две небесные жилы.
За сюжеты – расплата. Заплаты собираю прижившимся телом.
Безразличие перед грядущим – маска смерти и дань Мельпомене…

Это пудра блестит розовато –
Не лицо, только цвет перламутра...



IV “Taedium Vitae”

Днём суетливо в грязи и зловонье вскипают вертепы, ларьки и фонтаны. И толпы туристов на шумных базарах сливаются в пёструю рвотную массу. По слякоти улиц, кружась и звеня, начальственно шествует Князь Вельзевул: вот осы дерутся за голову бычью, ныряя в её неживые глаза; несчётные мухи кулёк облепили и жадно глотают на мятой бумаге едва проступившую кровь. Мальчишки с глазами испуганных зайцев когда-нибудь под уговорами взрослых забудут свой первый, открытый невинностью детской закон. Непреложный закон абсолютности боли. 



V “Agnus Dei”

Куклы вертепные справа. Слева – из ваты овраги. Детям сплошная забава – агнцев лепить из бумаги. Знают ли наши волхвы, где обретаются львы? Видит ли кто из авгуров рядом стоящих манкуртов?

Песня моя – о неспетом. Слово моё – о безмолвье. Роза развенчана ветром, долю познавшая вдовью с памятью вечноболящей, памятью об Эдельвейсе.
Агнец картонный на рельсах кровью истёк настоящей…

Кто мне оставил в наследство призраков станции «Детство»...? 



VI “Cancer Amoris”

Неспешно, непрестанно, неизменно плодятся монстры цирковой арены, ксенагии сливаются в систремму, погибель обращается в систему – и нет иной, коварнее и злей.
Мой прежний дом – отныне мавзолей, куда приводит алчный фарисей взаимозаменяемых друзей. Стирает лица с родовых портретов учтиво ложь, сыта и обогрета. Её уста – клокочущий ручей высоких одноразовых речей – заезженные старые аккорды. И только боль, что на разрыв аорты из сердца вырывается в ночи, проколет мрак и снова замолчит в космическом безбрежье пустоты (с которой мы давно уже на «ты»).

Незримо, непрестанно, непомерно в напрасном заполуночном метанье во мне родится смерти неофит – как раковая опухоль любви – беспомощное чадо состраданья.

Незримо, непрестанно, неизменно – да будет смерть моя благословенна!



VII “Ех Cathedra”

Прибывают уверенно правды святой метастазы, даже воздуха в комнате стало чуть меньше, чем нас. Мы не Золото Слова – молчанья бесцветные стразы, миг эонов и казни развёрнутый в вечности час.
Ураганы несут отголоски шумерского плача, солью Мёртвого Моря текут из невидящих глаз. Обретенье себя – это лютая смерть напоказ.
Дорогие враги, пожелайте мне в смерти удачи!

В этой злой тишине не приходят судьбы откровенья. Сердца гулкий набат преграждает дыханию путь, и отжившим богам о пощаде напрасны моленья. C пьедестала из книг в петлю истины смело нырнуть –

вот, последнее воли моей изъявленье…



_________

* Филипп Майнлендер (настоящее имя Филипп Батц) – немецкий философ девятнадцатого века. Его единственный труд – «Философия освобождения», огромный том на шестистах страницах, отпечатанный в типографии на собственные деньги. Дата выхода книги в свет, 1 апреля 1876 года, совпадает с датой смерти философа. Именно собственные книги Майнлендер использовал для того, чтобы соорудить помост и дотянуться до петли.