Рождественское чудо 10/10

Бухметьев к ноябрю затосковал

что в это время года означало:

он запил, захворал, ушёл в астрал

ушёл в себя и перестал сигналы

воспринимать, уйдя туда, откуда

его могло бы вызвать только чудо

он, от природы склонный к молотьбе

языковой, безбожно заикался

не мог бы проповедовать толпе

орально, так сказать, не выражался

но душу в письмах выражал: к себе

другому, к альтер эго и т.п.

ни от кого ответа не дождясь

писал природе, женщинам (en masse)

поэтам позапрошлым, облакам

писал, как и положено витиям

невнятно, заковыристо, не вам

кто, как убитый, дрыхнет по ночам

но чувственным, как дождь и снег, стихиям:

горам и морю, хоть и вдалеке

от горных кряжей и морской пучины

на долгой, как депрессия, реке

жизнь коротал, не находя причины

чтобы не выть в печали и тоске

раздавленный отчаянием, он

однажды выполз из берлоги вон

отравленный бухлом и никотином

брёл по тоскливым улицам, и вдруг

с ним приключился радостный испуг

или восторг со страхом беспричинным

случилось чудо ближе к Рождеству

во сне или, быть может, наяву

когда в грехопадении невинном

природа имитировала страсть

снежинки, перед тем, как наземь пасть

кружились, как в балете лебедином

он встретил ту, что потерял давно

она была прекрасна, как в кино

которое чем дальше, тем счастливей

как в том кино любительском, когда

была она жива и молода

и снег летел, как сон, неторопливый

она кружилась, падая на снег

смеялась, эти танцы, этот смех

воспоминанья эти означали

что он от пьяных слёз не просыхал

и мозгоправу злобному писал

свои проклятья-жалобы-печали:

красивые всегда - другое дело

им этот мир принадлежит по праву

так на картине у Джорджоне дева

прекрасная босой ногою левой

отрубленную голову попрала

у Климта обняла рукою правой

читал слова угрюмый доктор Блох

и продираясь сквозь кудрявый слог

позёвывая и вздыхая тяжко

разжёвывал метафору, она

была, как жёваная промокашка:

к чему слова, ведь дальше - тишина