Стихотворения в прозе 10/10

Одиночество 

Если выйти на улицу, всемирной тоскою плыть по дороге мимо лающих подворотен, увидишь, листая мгновенья, как свет становится тоньше, будто его поедает наступающий вечер. Нет, вечер ещё не скоро, но в самом мельканье разбросанных сквозь листья лучей звучит уже его лёгкий зовущий голос – это мать ищет в толпе потерянное дитя. Свет перестанет быть един, рассеится во множество бегающих точек во тьме. И окна домов заберут в себя остатки дня, и загорятся чужеродным, нездешним, обманным огнем. В окнах люди как тени, их быт не кажется чем-то самостоятельным, словно это лишь знаки и символы твоего одиночества, твоего потерянного райского быта. Тогда отвернись, и окна исчезнут как галлюцинация времени, в конечном счете ставшая теперь галлюцинацией самой жизни, когда ее пытаешься сохранить в памяти или воскресить в виде мечты.

Дверь

Они открывали дверь, и выпускали собаку на улицу, и дверь закрывали. Собака бежала далеко вперёд, в её собачьих глазах отражались луна и звезды. Однако, скоро она чувствовала голод и возвращалась, и дверь открывали, и все большой тесной толпой окружали собаку. Они вглядывались в её глаза, изучая луну и звезды, блестящие на дне собачьих глаз. День за днём одна и та же луна, одни и те же звезды, вернее их плоские отражения, были представлены всеобщему обозрению и долгому обсуждению. Однажды собака исдохла и наступил конец света.

Озеро

Было озеро. Оно было разным для тех, кто жил внутри и для тех, кто живёт снаружи. Внутренние его жители и не знали, что это озеро; они были внутри и не знали ничего, кроме озера. Поэтому озеро для них было всё. Снаружи были другие, и озеро было отдельно от них. Они говорили: вот это земля, а это озеро. Озером они называли поверхность озера. И те, которые жили внутри, не знали о тех, которые живут снаружи, и наоборот. Лишь однажды увидел тот, кто снаружи, того, кто внутри, и они влюбились. Они встречались всегда в одном месте, где рос камыш, они вглядывались в лица друг друга, а когда каждый из них решил открыть тайну своему народу, их неправильно поняли. Тому, кто жил снаружи, дали имя Нарцисс и объявили безумным. Что было с тем, который жил внутри озера, почти ничего не известно. То есть, совсем ничего.

Волк

Жил-был на свете волк. Был он столь добрым, ходил всюду с веничком, сплетённым из маленьких сухих листьев и сметал с пути своего мошек, блошек, жучков, паучков, чтобы не раздавить. И захотелось однажды волку есть, и пошёл он в деревню. Подходит к избе. Ложится у порога и засыпает. Вдруг, резкий, громкий звук! Где это я, где я… Темно вокруг, никого… Тысячи, миллионы лет… Но иногда будто шаги по снегу, далеко-далеко… Отчего не дано мне души, чтобы жить вечно?!! Очнулся волк весь мокрый, в крови, с болью в груди, еле живой, но благо, стояли замечательные августовские солнечные деньки, и такое синее высокое небо.

Облако

Высокое облако сначала напоминало человеческое лицо в профиль. Постепенно рот и нос вытянулись и, соединившись, стали похожи на рыло свиньи. Одни говорили: это игра ветра, это шалости его и его воля менять саму внутреннюю суть вещей и предметов, встречающихся на пути. Другие же возражали: облако, отдавшись на волю ветрам, своей инфантильностью и равнодушием ко всему, своим нежеланием преодоления преград на пути встречного ветра приняло справедливую себе сущность. Было оно сначала в образе человеческом, но не стяжало труда над собой, и нельзя без труда оставаться и быть всегда человеком. Спор их продолжался недолго; хлынул дождь, стали они разбегаться по домам. Один из них обернулся, он увидел как из самого облака летели крупные капли, за ними трудно было разглядеть новый образ, но, кажется, теперь облако стало чем-то вроде перста, указывающего в сторону, обратную разбегающейся толпе.

Вид из окна 

Из окна вижу бедного. Он, безногий, на краю дороги, скрипит на табуретке с колесиками. Он далеко. Оглянись он сейчас и протяни руку в мою сторону – я наверное сошёл бы с ума. Я сошёл бы туда, где он живёт, в его вселенную, спрятанную от моих глаз. В тоннели, в подвалы, в молекулы сырой земли и песка.

Рядом идёт мужчина. Он достаёт из сумки бутылку пива и пьёт её так, будто играет на трубе. Чему он трубит? Но мелодия его победоносна и празднична, такова его поза. Он передаёт бутылку спутнице, она пьёт так, будто смотрит в подзорную трубу. Что видит она? За чем наблюдает? Однако и её поза будто захвачена какой-то резвой веселостью.

На моём подоконнике стоит пиво, тлеют остатки косяка, я отворачиваюсь и беру книгу "Антология русского верлибра".

Как страшен этот мир! Страшен!

Вид из окна 2

Выйдя ночью на балкон, увидел как внезапно меняется яркость луны. Вся она тут же налилась, а точнее, покрылась жемчужным светом. Прямо под луною круглосуточный магазин стоит, как бы раззявившись. Идут два пьяные силуэта. Все ближе, ближе... Наконец, магазин проглатывает их, допивая тени. Рядом с магазином растет трава. Что там живёт в траве? Целые города насекомых... Катятся какие-то чужие тяжёлые мысли... Не правда ли, любить природу значит равно любить розу и навозного жука? Ибо любовь есть скорость высшая скорости света... Любить скорость значит любить стремительное падение вниз, как наивысшее проявление скорости? Нет... Наивысшее проявление скорости есть сама скорость, а значит нет ни верха, ни низа. Кто же я теперь – глядящий на всё с балкона двадцать третьего этажа? Никто кроме глаз, да и те лишь некое придаточное средство, данное в утешение одинокому мозгу, запертому в тесную черепную коробку. Но уже рассвет, или это белые ночи сходят с ума в тоске о так и не закатившемся солнце.

Легенда о человеке

Жаркое лето, хотя временами холодно.

Один очень хороший человек, но иногда подлый, лето посвятил деланию добрых дел, а порою – злых.

Однажды он умер, но все же, хотя бы и редко, выглядел вполне себе живым.

Конечно, он попал в рай, но случались и там адские времена.

Друг

Домашние животные в основном разделились на два лагеря: кошки и собаки.

Собак любят за то, что они якобы, может быть и не якобы, очень верны хозяину. У кошек в принципе нет такого понятия как хозяин, но тем не менее, хозяины, как таковые, предпочитают вешать поводки именно на собак, т. е. верность, на их взгляд, должна сдерживаться поводком, тогда как кошкам кроме доверия, человеку особенно нечего предложить.

В глубокой древности была такая малоизвестная история: кошка собаку родила. Принято считать это метафорой, но сами древние, как вспоминают их современники, рассказывали об этом ясно и просто, как если бы в самом деле некая дикая кошка, живущая в глубинах Дальневосточного леса, родила нечто рычащее, прыгающее и играющее подобно щенку.

Гав! - сказало новое существо, – добро пожаловать, - буркнул толстяк-человек и накинул ошейник, одновременно ласково подмигнув ему, существу, как самому близкому другу.

Вавилонская сказка

Их не нашли, хотя было солнце, и было светло в каждом углу, за каждым деревом и под каждым камнем. Свет оставался там, где убегала мгла, и там где свет – пустота. Мы искали их долго, очень долго... Был человек, который знал. Знал глазами, но губы его не двигались, тело его в несокрушимом покое как бы росло по воздуху, но знание оставалось внутри, только оттенок его света никак не рассеивался в общем свете. Когда мы оставили все попытки, свет от него начал вибрировать. Свет успокаивал, но не давал ответов. Тогда мы восстали, начали петь злые песни и быстро двигаться. Мы искали их сорок лет, потом одни из нас стали думать, стоя на месте, а другие вернулись по своим следам в начало пути. Больше никто никого не искал.

Фокус

Хочешь фокус? - спросил маленький человек, выползший из-под койки.

Карлик хлопнул в ладоши, и наступила ночь. Карлик снова хлопнул, и настал день. Потом снова - ночь, хлоп - день, хлоп - ночь, хлоп - день...

Знаешь, что такое год? - спросил карлик, - это когда во всём мире одновременно каждая снежинка, преодолев путь от воды до испарения снова, замерзнув в небе, падает в то же место, где лежала.

Сказав это, карлик пустился в пляс, начиная с медленных, плавных движений, постепенно переходя в вихрь, бормотание становилось жужжанием, и скоро комнату наполнил пронзительный свист, и мгновенно всё кончилось тишиной, в которой не было ни эха, ни даже ощущения того, что только недавно было гремучим шумом. Медленно встав с кровати, Эн подошёл к окну. Падал крупный и редкий снег. Эн вернулся в кровать. Тем временем дверь в палату открылась. Собирайтесь, Вас выписывают, Вы здоровы! - монотонно произнёс врач, и открыл окно. Влетевшая в палату снежинка села на щеку врача и скатилась каплей под воротник. Эн разразился смехом.

Окраина

В городе, в мире забытых лиц, в облаке общего вздоха ищу родные линии травы, тёплые чувства деревьев. Там, в тёмных провалах листвы, где живёт страх перед всякой тайной, я ищу моё прошлое, ибо настоящего нет нигде. 

И увидел я ветвь, и как светится воздух вокруг неё. Это, должно быть, в старом забытом прошлом рождается новый ум, и скоро, а может, к старости, вырастит и разветвится дерево пустоты, дерево настоящего, могучее дерево правды, и будут плоды его тяжелы. 

И увидел воду, как льётся вода, как она работает и живёт, и подумал: она как душа человека – без начала и без конца, без времени и родного дома. Рядом город уныло врыт в поры земли, сыплется и трясется, дымит, звенит, трубит и хрипит, убит и забыт. 

Облако леса уносит поднятый пар печали.