Лимбы 10/10

                                                        L  I  M  B  O

Перед самой комнатой протекала река Вещь. 

Лошадь сказала человеческим языком: стойте у Храма Воды. 

Я верхом въехал в здание, которое мне уже раньше снилось. 

В пути у меня с собой были только церковные свечи. 

Я оставил их где-то в темных местах ночлега, а вместе с ними и паспорт, карточку и прочие документы, и последние деньги. 

Телефон это всё, что оставалось, но когда я вошёл в психологический мягкий автобус, то выронил и его на пол во время оплаты билета. 

Маленький мерзкий подросток тут же схватил его и на моих глазах сунул себе в карман трико. 

Я сказал, что я видел, я пришёл в бешенство, я крутил его за рыжий в веснушках нос, а он только смеялся и ничего не отвечал. 

Мне нужно взобраться на выступ, как бы бетонный козырёк над дверью. 

Но внутри, а не снаружи комнаты. 

Это было концом пути, или началом чужого пути. 

В дверь вбежала собака, её задача не в том, чтобы меня покусать, а чтобы ввести в состояние отчаяния и страха, я должен отбиваться ногами. 

Через какое-то время на её носу появились капельки искусственной крови. 

Затем собака стала побеждена окончательно, не столько физически, сколько морально или метафизически: она вышла из моды: она вышла из помещения в дверь. 

Появились другие люди, такие же путешественники. 

Из разговора я понял, что здесь добрых душ не бывает, они обитают выше, начиная с третьего этажа. 

Я стоял и даже представить не мог, каким образом доберусь хотя бы до козырька над дверью. 

Мне предложили подумать над словами лошади: стойте у Храма Воды.

I

Идут,

их головы бритые,

идут,

чтобы спать

в тонких линиях век,

идут,

чтобы спать

в чужих квартирах,

там на полу весна, и эти птицы

гуляют, исчезая в молоке,

чёрные птицы,

первые письма с земли,

старой, как кожа, земли, новой, как кожа,

в белом небе чёрные птицы земли,

их отраженья

в чёрных колодцах, в пустых квартирах

некому рисовать,

у них головы бритые, они идут

чтобы здесь уснуть.

Нечего им выбирать и нечего брать,

нечем тебе заплатить.

Легче чем жить –

спать и лететь во сне,

лететь как лист, в огне играя,

взять взаймы

у солнца

синий хлеб,

есть синий хлеб, чтобы видеть синее,

чтобы глаза

навсегда сохранили синее,

умирать, и обратно,

умирать, и обратно,

II

Во славу твою, в память твою

воткнуты эти травы,

мокрые травы от пота уснувших полей,

в плоть твою дышит слава,

кони пьют красную воду – герои

спят, обнимая

пустую последнюю родину,

и вдруг кони встают и уносят, уносят их

на фосфорных спинах

в мерцающий огненный сон,

мокрые травы, мокрые,

влажные от пота уснувших пустых полей

ты слышишь

ты знаешь чего ты хочешь слепая

ты ничего не хочешь

руки пусты как мрак слепая

руки ползут

между камнем и клевером и акацией

руки ползут во славу

во славу земли отрезанной

от земли

И вдруг кони встают и перелистывают страницу,

огонь, он кричит, огонь,

он родился, абсолютный ребенок, огонь,

он коснулся этого мира, белый огонь как цветок,

он плачет, огонь золотого цвета,

он обращает лицо, огонь голубой, огонь тихий вдали,

он молчит, он молчит, он смотрит, огонь,

он растёт за тобой, огонь,

здесь, и здесь он растёт к тебе, огонь, больно, огонь,

здесь больно, огонь белых пустых полей,

во славу и в память твою

проникают травы, растут и растут,

тени растут, умирают

мокрые травы, только тени растут. 

...

Зачем ты открыл эту дверь? Почему ты смотрел туда, куда тебе не нужно было идти? Ты плакса, а скольким людям ты нравишься! В этой комнате они сидят в углу, и никто никого не видит, все ищут дорогу к дому в своих снах, но дом разрушен, выросли высокие ядовитые травы, и приходят Мастера снов и дают всем молоко этих трав, чтобы проникнуть еще глубже в их глаза. Тебя окружает белый рассвет, первые капли дождя ласкают твои тонкие волосы, а свет исходит от рук, открывающих дверь, перед которой весь мир танцует в диком вихре ожидания и не может никуда попасть, кроме себя. 

III

Боюсь летать, глаза,

закрытые окна, времени

нет, боюсь, шаги

за спиною, но это не ты,

ведь ты

больше ко мне не приходишь. 

Жду,

чтобы стать, и быть – терпеливее и... 

слышу рычание стен,

холодные

глаза и рот человека, в чернотах памяти

память полей,

память горящих полей,

память дыма,

мерцающих глаз огня. 

Боюсь разжать руку

его существа,

боюсь его времени,

чужое детство, боюсь

сидеть у дверей в сияниях

сирен-воспоминаний,

деталей,

мотор-колесо, мир – колесо дверей,

боюсь подойти к дверям,

комната, я услышал:

голос жизни

позади нас:

я потерялся в природе,

страх – мой путь. 

IV

Это чёрные буквы на серой бумаге.

Когда из тебя вылетит птица,

шелест крыльев

услышат во всех кругах.

Пустые сны

подобны пустым домам,

где тебя покрывает пыль, и тебя забывают.

Но отверзи уста, высунь язык,

закричи, оскалься, дикий, раненый зверь,

беги на зов древнего племени,

укради их священный огонь,

сгори и переродись,

ты эта ночь, ты

этот пепел

и этот прах.

Ночь без луны,

вечный пепел летящий,

священный прах, ты можешь убить

эту птицу, ты можешь

взять её крылья.

Слепой ребёнок играет костью,

пульсирующая рука

пишет слова: мы летим высоко,

нам некуда возвращаться.

Эта ночь, этот пепел и этот прах,

ночь обнимает шею, она открывает глаза,

ночь проникает кожу, она жалит тебя,

ночь впрыскивает слюну

в твою жилу,

танцуй, изгибаясь и падая, восстань

и запоминай, освещённый солнцем слепонемых,

восстань и запоминай: мы летим высоко,

нам некуда возвращаться.

Деревья ползут в темноту, в свой дом,

деревья переплетаются, исчезая

в земле, они забирают с собой,

внутрь и вглубь,

твой воздух, твоё дыханье,

ты прислушиваешься к тишине,

она вся из шума и звона,

рычания,

нестерпимого скрежета,

вопля, щебета, лая, она горит,

её искры рождают птиц.

Мы все теперь

эти птицы, чёрные птицы как буквы,

мы эти птицы, чёрные буквы

горят на серой бумаге,

мы летим высоко,

чёрные буквы на серой, на серой бумаге.

... 

Приснилось, что я умер, и вот стою в каком-то переполненном коридоре с множеством дверей. Впереди меня очередь, заходят по одному. Вот я уже третий в очереди. Дверь открывается и выходит человек весь светящийся радостью, тихий, блаженный, восполненный и спокойный. Заходит следующий, и через какое-то время выходит поникший, тяжёлый, бесцветный, в немом отчаянии, и я захожу. Меня подзывают ближе к столу, на столе лежит карточка, мне предлагают перевернуть её и прочитать что на ней написано. Я переворачиваю и читаю... Как обычно бывает во сне, детали немного размыты, смазаны, и я не помню точно что увидел на карточке, но помню чувство. Написано было то ли поэт, то ли монах. И было ясно, что написано то, кем я должен был прожить на земле, и отчаяние моё было в том, что я всем сердцем всю жизнь желал быть поэтом или монахом, но весь мир был против, родители, друзья, девушка, и я заглушил это своё желание и выбрал обычную жизнь как у всех.