На Братской под Курском 10/10

В ПАМЯТЬ О ВСЕХ ТЕХ, КТО ГОРЕЛ, НО ВЫЖИЛ В ОГНЕ,

И ТЕХ, КТО, ОБАГРИВ РУССКУЮ ЗЕМЛЮ КРОВЬЮ,

ПОДНЯЛСЯ В ПОЛНЫЙ РОСТ И ДОШЁЛ ДО БЕРЛИНА

Две "Русской", ржаная буханка,

колбаска, лучок и сальцо

в скатёрке на траке от танка

у стелы с гранитным лицом.

Они приезжают негласно

сюда, где лежит командир.

У этих людей седовласых -

эпоха войны позади.

Прозрачным канатиком нервным

разлиты по сто "фронтовых".

Без закуси, молча, по-первой

за павших. Затем - за живых.

- А помнишь,как мясом горелым

несло там... И чёртом стал бог...

Я в бойне тогда грешным делом

портки обмочил до сапог.

Да разве ж такое забудешь?!

По швам расползалась броня.

Пылали и танки, и люди

в безбрежной лавине огня.

Десятки оторванных башен

взлетали в дуэлях армад.

И даже бывалым был страшен

тот дьявольский танковый ад.

Вот снова сдвигаются кружки

по тем, кто почили в броне.

По третьей – за бывших подружек

и фарт в смертоносной войне.

А дальше – за «тридцатьчетвёрку»,

в которой и брали Берлин.

Ну, вот уже голос нетвёрдый,

и слёзы вовсю потекли.

Июльского ветра порывы

солдатам целуют виски.

Их души - доселе в нарывах!

И плачут навзрыд старики.

Под курских соловушек трели

старлея последний помин:

- Ты молод, а мы постарели...

Мир праху, Арсентьич! Аминь!

Сияет Звезда на граните

над списком сусальных имён,

и памяти тонкие нити

целы в лихолетье времён.