Держи своё слово. Часть 2 Глава 3. Помощь и Глава 4. Могильщики 10/10

Держи своё слово. Глава 3. Помощь

Александр Бочаров 55

          Через день печальная весть о смерти мамы Скорик Сергея долетела и до школы ФЗО. Староста группы Виктор Лобанов сообщил, что в приёмную директора звонили из морга для выяснения и уточнения места жительства совершеннолетних близких родственников умершей Скорик Марии Михайловны.

Николай Савельев назвался племянником тёти Маши, написал заявление о предоставлении трёхдневного отпуска по семейным обстоятельствам и с разрешения руководителя учебного заведения покинул школу. Три сестры Сергея временно находились под опекой соседки-пенсионерки Людмилы Ивановны.

          Собранные на похороны деньги пошли на оплату гроба из неструганных досок с обивкой из белой бязи изнутри и красной тканью снаружи.

В продмаге, на оставшиеся пятьдесят рублей Николай купил девочкам два калача Саратовских по пять рублей пятьдесят копеек, четыре пирожных по два рубля двадцать копеек за штуку, полкило голландского сыра по тридцать два рубля за килограмм, триста граммов молочной колбасы и двести граммов карамельных конфет к чаю.

          У Савельева не было ни времени, ни сил, чтобы за один день заработать четыреста-четыреста пятьдесят рублей, необходимые для организации похорон тёти Маши. Разгружая железнодорожные вагоны по восемь-десять часов в сутки, он мог от силы получить не более тридцати-сорока рублей. Но кто и когда их выплатит? А деньги нужны сейчас.

Знакомые голубятники не имели таких денег, и Николай вынужден был обратиться на местный рынок к торговым барыгам и перекупщикам, с которыми познакомился ещё осенью на колхозных полях во время кооперативной закупки урожая, собранного учащимися школы ФЗО.

Тогда в обеденные перерывы и в периоды кратковременных дождей он поигрывал с ними в карты на интерес, чем не мало удивлял не в меру азартных пузатых, носатых, усатых мужиков.

Осенью и зимой, в выходные дни Николай подрабатывал у них на погрузке и выгрузке товаров. Зарекомендовал себя ответственным, исполнительным и добросовестным парнем, имеющим один недостаток - очень часто обыгрывал их в карты.

          На городском базаре Савельев переговорил с обаятельным и добрым Геворгом, торговцем сухофруктов, орехов, чая, лаврового листа и разнообразных специй.

Геворг-армянин мужчина 46 - 48 лет. Надёжный человек, не способен предать, умеет хранить молчание. У него широкий круг общения. Он знаком со многими знающими людьми, которые профессионально занимаются конкретными делами.

На крытом рынке армянин стал "душой" компании, однако сам в большом мужском обществе никогда не нуждался. Геворг умеет выслушать чужую "исповедь", помочь материально и дать дельный совет. Иногда слегка обидчивый, но незлопамятный. Человек творческий, неплохо рисует , хорошо играет на скрипке.

          Поговаривают, что лет двадцать назад в Ереване на спор рисовал карандашом денежные купюры в чёрно-белом изображении. Подпольные цеховики предлагали выгодную сделку, но Геворг не согласился, и из-за домогательств преступного характера и сомнительного содержания он неожиданно пристроился в бригаду строителей-шабашников и укатил в далёкую Сибирь строить свинарники и коровники на бескрайних колхозных просторах.

          В Юрге встретил симпатичную, весёлую русскую девушку, подружился, более года ухаживал за ней. Аню покорил своим бескорыстием, сочувствием, порядочностью и ответственностью перед её родственниками. В 1934 году женился, создал семью, родили сына и двух дочерей. Чувство его национальный гордости неотделимы от понятий семьи, материнской любви, отеческого долга.

Плоскостопие третьей степени, отнесённое к болезням категории Д, полностью и окончательно освободило Геворга от службы в Армии.

          Во время войны он честно и добросовестно работал слесарем-лекальщиком в ОКБ военного завода. Награждён медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне".

Три года назад оформил пенсию по инвалидности, договорился с приезжими земляками из Армении и пристроился в потребкооперацию продавцом на рынке.

          Поняв всю сложность трагедии семьи Скорик, осознав добрые, искренние намерения Николая в решении вопроса по организации похорон умершей Марии Михайловны, Геворг пошёл навстречу. Он на пару месяцев одолжил Савельеву приличную сумму денег и стал реально помогать и участвовать в урегулировании некоторых вопросов.

                Продолжение следует...

Держи своё слово. Глава 4. Могильщики

Александр Бочаров 55

                                                                                           Всё имеет свой закат, только

                                                                                          ночь заканчивается рассветом

                                             (Юг Западной Сибири, в ночь с 21 на 22 марта 1951 года)

               Ввиду всевозможных проверок и участившихся судебных тяжб по поводу самовольных отлучек учащихся из учебного заведения, администрация школы ФЗО, в лице обюрократившегося директора, наплевательски отнеслась к семейным проблемам бывшего ученика Скорика Серёжи, осуждённого по решению Юргинского горсуда на шесть месяцев в трудовую колонию.

Суды мало интересовались реальными причинами бегства подростков, часто им не верили, а если и были веские мотивы для дезертирства из школы ФЗО, то вместо одного года давали шесть месяцев.

Директор не проявил нормального человеческого участия, не оказал минимально необходимой реальной помощи в организации похорон Марии Михайловны Скорик, мамы Серёжи.

               Времени на рытьё могилы не хватало, погода внесла свои коррективы. Савельев обратился за советом к Геворгу, который разыскал мужиков, занимающихся работами в сфере оказания населению ритуальных услуг по сносным расценкам.

После состоявшихся переговоров, Николай внёс предоплату из суммы денег, одолженной у Геворга на похороны и поминки. Определились с местом и временем прощания с покойной. В фабричной столовой заказали поминальный обед на двадцать человек.

Савельев и Геворг встретились с начальником геолого-разведочной партии, база которых расположена в селе, у реки Томь, недалеко от города и договорились о найме "Студебеккера" с часу и до четырёх часов, оборудованного под перевозку людей.

Для транспортировки (доставки) гроба с телом умершей арендовали у оседлого цыгана Арсена сани-розвальни с лошадью.

               Осужденный Скорик находился в камере следственного изолятора города Юрга и ждал решения суда вышестоящей инстанции по своей апелляционной жалобе на вынесенный приговор. Однако в любой момент его могли этапировать в тюрьму г. Кемерово.

В связи с исключительными личными обстоятельствами, смертью мамы, Серёжа подал заявление руководителю следственного изолятора для разрешения выезда за пределы учреждения.

Прошение осужденного начальник рассмотрел в течение суток и подчеркнул, что это его право, а не обязанность отпускать или не отпускать подопечного. Однако дал согласие на конвоирование Сергея Скорика к месту прощания и погребения усопшей мамы.

               Из-за ненастной погоды днём, землекопы решили копать могилку ночью; с раннего утра до полудня отдохнуть, а с двух часов дня приступить к обряду захоронения.

С обеда метель закружила, завьюжила мартовским мокрым снегом. К вечеру над белым снежным покровом всё успокоилось, в сумрачном сиянии заискрились отдельно светящиеся снежинки.

Звезды над кладбищем замерцали, как пылающие восковые свечи, пробиваясь сверканием сквозь редкие облачные разводы на ночном небе, освещённом матовым светом полной луны.

Тени от верхушек деревьев, оградок, крестов и памятников зловеще распластались над безмолвным пространством из могильных холмов и сугробов.

               Группа могильщиков из пяти человек шла следом, не спеша, за конными санями, гружеными бревнами, поленьями, досками.

Сверху на пиломатериалах были аккуратно сложены:

                Лопаты, пилы, топоры,

                Кувалды, кирки и ломы...

Двое на носилках несли газовую горелку, шланги, паяльные лампы и канистры с бензином. У остальных на плечах громоздились совковые лопаты, а за спинами, в котомках, нет нет да перестукивались алюминиевые кружки и бутылки с водкой, небрежно переложенные газетами, буханками хлеба, шматками солёного сала "по-украински", головками лука и чеснока...

               По непонятным для простого обывателя приметам, а тем более по невидимым ориентирам, землекопы определили участок будущего захоронения и принялись за работу.

Разгребли снег, "на глазок" отмерили четырёхугольник один на два метра, вбили по углам обрезки арматуры.

Лошадь с санями-дровнями отогнали подальше и привязали к берёзе, а носилки с воспламеняющимся оборудованием отнесли на безопасное расстояние, с подветренной стороны.

На промерзшую Сибирскую землю разложили поленья, сверху набросали брёвна, облили бензином и подожгли.

               В чудовищной пляске теней и света гарь и копоть от пылающего костра устремились в небо то закрывая, то приоткрывая свинцовые проблески диска луны. От яркого пламени сгорающих дров, звёзды на небе смотрелись тусклыми, едва заметными.

Кругом, над могилами, нависла кромешная тьма; где-то завыли собаки, разрушая кладбищенский покой и ночную тишину.

Треск пылающих дров, шипение тающего снега и посвистывание прогреваемой земли, наполнили звуками окружающую белую пустоту.

Мужики пригрелись у костра и присели в ватных штанах на сухие берёзовые чурки, а под ноги, обутые в валенки с надетыми резиновыми галошами, подложили доски. Початую бутылку водки передавали из рук в руки, каждый наливал сам себе, не чокались, пили молча.

Бушующий пламенем костёр полыхал до полуночи. Дышащий жар красных углей отогрел мёрзлую, стылую землю под очерченную площадь могилы.

Вскоре угольки подёрнулись золой и рассыпались неплотной сажей с серым пеплом по чёрному пепелищу.

Поднявшийся ветер разбросал, развеял остатки кострища широкой тёмной полосой вдоль соседних захоронений.

               Работники немного присыпали снегом размеченный и прогретый участок земли, что-то зашипело, резко треснуло и лёгкий пар туманом заклубился под дуновением ветра .

Лопатами сгребли остатки шлама и мусора к краям обозначенного четырёхугольника, а сверху, ближе к центру могилы, набросали лапник — срубленные ветки сосны и ели, затем встали по одному у вбитого в землю арматурного прутка и начали копать и долбить землю.

Монолит глины с суглинком, выстуженный до крепости камня, гробовщики рубили ломами с приваренными топорищами, начиная от края, вглубь промёрзшей земли. Через каждый пройденный штык лопаты, горелками и паяльными лампами прогревали стенки у пробиваемого шурфа.

Работали па́рами, на подмене, углубляясь всё ниже и ниже. Потом сделали подкоп и кувалдами начали колоть мёрзлый слой грунта.

Глухой стук и грохот вперемешку с металлическим лязгом и скрежетом разносились по всей округе, где лишь оградки, кресты и памятники...

Глыбы выломанной почвы руками поднимали вверх, вдоль пологой стенки разрабатываемого шурфа, вытаскивали на поверхность и перекидывали подальше, на формировавшийся холм земли .

               По ночному небу медленно уходила луна в сторону запада, копальщики интуитивно почувствовали приход особенного времени — ведьминого часа.

Считается, что именно в три часа ночи ведьмы обращаются за помощью к Духу-помощнику, что и делает их всесильными. Они разговаривают с пришельцами из потустороннего мира, вызывают мёртвых, производят магические обряды.

               Могильщики забеспокоились, засуетились, побросали кувалды, ломы и лопаты. Быстро вылезли из наполовину выкопанной могилы и направились в сторону быстро созданного привала из чурбаков, разбросанных досок и импровизированного стола с выставленными кружками, бутылками водки и снедью.

Молча, без шума, налили водку, накромсали куски сала, разрезали хлеб, почистили луковицы и не чокаясь опрокинули содержимое кружек в рот, поморщились, закусили и начали курить.

Землекопы смотрели в бесконечное, звездное, загадочное небо, думая о своём...

               Зимняя лунная ночь наполнилась сказочным волшебством. В небе колдовала серебристая луна, тревожа душу чем-то давно ушедшим и забытым. Серые облака застыли и как-будто уснули в огромном, бездонном, вечном, тёмном небе...

В снегах яркими всполохами мелькали искорки от падающего лунного и звездного света.

Между крестами и памятниками, над могилками, сонно и медленно блуждали тени. Казалось, что небо обнялось с землёй и всё окуталось лунным сиянием, звёзды стали ближе.

               После непродолжительного отдыха работу по рытью могилы продолжили. Выламываемые куски прогретого грунта часто разваливались в руках, лом врезался глубже, копать лопатами стало легче.

Участок под могилу расположен выше ближних захоронений; крупные сферические обломки и комки мёрзлой почвы скатывались вниз по склону холма и вреза́лись в толщу снега.

Дело спорилось и шло к завершению. Расширили контур и выровняли землю на верхнем уровне с которого начали копать яму. На двухметровой глубине провели зачистку стенок и дна захоронения.

С досок, разложенных под ногами, стряхнули мусор, соскоблили налипшую глину, перетащили ближе и прикрыли свежевырытую могилу.

               Наступило утро нового дня.

Стаями и вереницами на кладбище прилетели галки и грачи с мест своих ночёвок. Они садились на отдельно растущие кладбищенские деревья или селились дальше, в лесу, расположенном восточнее, за обрывом.

Осмеле́вшие особы перескакивали по комкам разбросанной земли в поисках пищи. Другие, громко каркая, расселились на крестах и оградках.

               Со стороны леса раздался быстрый энергичный хохот, состоящий из четырёх-пяти слогов, затем донеслись заунывные крики, гудение и плач. Через некоторое время, прямо над людьми, в бесшумном полёте промелькнул сибирский филин в мягком, рыхлом оперении с пёстрой расцветкой в серовато-охристом тоне.

               Самый шустрый землекоп подогнал лошадь с санями. В дровни загрузили инструмент, сверху положили столешницу с остатками водки и закуски. Прикатили берёзовые чурки, присели и начали обмывать выполненную работу.

Молодого могильщика, наиболее ослабленного чрезмерной выпивкой и измотанного ночной работой водрузили в сани-дровни на освободившуюся после застолья столешницу, головой к хвосту запряженной кобылы. Старший из группы бережно и аккуратно, по-отечески, прикрыл его попоной и свежим лапником из сосновых веток.

Возничий взял в руки длинные вожжи, свистнул, причмокнул губами, понукая клячу, и тронулся с места.

Следом гуськом двинулись остальные. Кто-то запел тоскливую, заунывную песню о трудной судьбе ... старателей с золотого прииска. От пения шарахались и улетали прочь грачи и галки, поливая жидким, парным помётом дорогу, погост и кресты...

Закончив одну песню, он запел другую:

                "Ничего я больше не желаю,

                Умираю, тихо, умираю..."

Со стороны поселковых окраин в который раз пропели петухи, нудно завыли собаки, одиноко промычала корова. Жизнь шла своим чередом в ожидании настоящей весны на земле Сибирской.

Продвигались не спеша, выискивая наиболее короткий путь к стойбищу, на краю ближней деревни, где был тёплый кров с нарами, застеленными душистым сеном.

До заказно́го захоронения оставалось не более семи часов. Этого времени было достаточно для короткого, но крепкого сна, отдыха с перекуром и приема горячей пищи.

               За ночь на погосте вырыли могилу для погребения Марии Михайловны Скорик, усопшей вечером 20 марта 1951 года.