На часах давно далеко за три 10/10

На часах давно далеко за три, затаив дыхание, он рисует.

Выжигает в памяти январи, но они пульсируют болью всуе.

Каждый день, как вечность внутри течёт...

Вспоминая голос, глаза, улыбку, он, тоскуя, пишет её плечо,

зная, что мечта и глупа, и зыбка.

А бывает, так захлестнёт его, что братаясь

с черной печалью насмерть,

вспоминает,

как он молил богов в час, когда жена задыхалась астмой.

     Что же не спешили тогда врачи?

     –Просто на дорогах под праздник пробки...

Но душа, как раненый зверь кричит, и ростки лелеет надежды робкой.

Что жива–здорова, представь себе,

       Что ушла случайно в вечерний город...

Лампа в десять ватт, щурясь на мольберт, смотрит,

как сирень расцветает споро,

–появляясь буднично и легко, даже пахнет терпко весной.

Ты, веришь?

Прижимая свежий портрет щекой, он биенье слышит её артерий...

Дополняет парой мазков портрет, вот, сейчас, казалось,

– она задышит.

Этот миг часами он ждал и зрел.  Но луна опять убегает с крыши,

и приходит рваный рассвет в тщете,

призывая сердце принять смиренье.

                    Исчезают линии на холсте,

                                       но витает в комнате дух сирени.