В глуши пролетарского рая 10/10

* * *

Морозным смурнЫм первопутком

Понурые люди бредут.

Скандируя громко и жутко,

На кольях портреты несут.

Районного толка парторги

Приветствуют с красных трибун

Интеллигентов и орды

Рабочих, крестьянский табун.

Настрой замещает сознанье —

Булыжник припрятан в подвал

До смутного часа. Миряне,

Я Родину не предавал!

На счастье составлена смета —

Судьба учтена наперёд...

Для тех, кто глядит из кювета,

В кювет и шагает народ.

Грозит демонстрантам в затылок

Без хлеба и зрелищ рука,

И вспененный, словно обмылок,

Пьянчуга сопит у ларька.

* * *

Налил из фляги, выпил, отдохнул,

Облюбовав посуше бугорок.

На смятом грунте непобритых скул

Слеза произросла наискосок.

Её смахнув, добавил по второй

И, трудно напирая на костыль,

Поковылял дорогой дорогОй,

Превозмогая заволочь и пыль.

Никто не повстречался у плетня

И не воскликнул: «Господи, прости!..»,

И сельская смешная ребятня

Не предложила сумку поднести.

Под сводами знакомых с детства мест

Холодная повисла тишина...

Подумал, теребя нательный крест:

«Досадно, что закончилась война

Афганская... Когда бы так пришёл

Отец с Отечественной — лучше пулю в лоб».

И бросил ордена свои на стол,

Как землю чужестранную на гроб.

* * *

Краснощёкое солнце в камзоле, бодрый щебет пернатых шутих…

Наше детство резвится на воле и, толкаясь, идёт впереди

Подростковым размашистым шагом (кто успел, тот и смел, говорят)

По грибы, что фигурами шахмат на доске беломошья стоят.

В необъятном подоле холодной, огибающей время реки,

Незаросшей тропою народной мы чуть свет понесём туески.

Я запомнил народные тропы. Нет в помине народа теперь —

Приезжают на джипах циклопы и по-чёрному ломятся в дверь.

В клочья мхом и зверьём, колеями, кучей мусора лес напоказ.

Солнце липкими тлеет дождями, прикрывая единственный глаз.

На реке — браконьерские лодки, сети, ругань, огни фонарей...

Спит деревня, пропахшая водкой, простывает душа до костей.

* * *

Сгусток сна, отголосок ночи,

Дождь с утра барабанит по крыше,

Дед ворочается на печи,

Веселятся печальные мыши.

Едкий дым исковерканных труб,

Подстропильные сгнившие брусья.

На прощанье — слетевшее с губ

Откровение об Иисусе.

Я напрасно старался постичь

Небеса, упоённые тёрном,

Раскрошив, как пасхальный кулич,

Грубый шелест могильного дёрна.

Привередлива едкая мгла,

Близорука на отмели баржа,

Спотыкается птица-игла

В борозде отгремевшего марша.

Мы откуда идём и куда?

Старый тополь зачах при дороге...

Одинокой лампадкой звезда —

Это всё, что я помню о Боге.

* * *

Зима приходит из-за туч,

Из-за покрытых снегом гор,

И запирается на ключ

Морозом выстуженный двор.

Обезголосела метель

Осенней сумрачной листвы,

И клёны несколько недель

Не поднимают головы.

А во дворе, а во дворе

Стоят деревья в серебре —

Следы от пуль на их коре.

И я царапаю сестре:

«Расстрелян заполночь в саду,

Собакам кинут у плетня

В коммунистическом аду —

Забудь, родная, про меня».

* * *

Слепая ночь, как и пристало,

Сошла на чёрствые поля.

Окном открытым одичало

Сквозь ливень щурится земля.

Деревня пьёт... Листва сырая

Укрыла грязные дворы.

Жила-была соседка Рая —

Хозяйка чёртовой горы.

Была-жила уединённо,

Вдруг — дом спалила, образа...

Стекает по распятью клёна

Не Божьей милостью слеза

Звезды, которая в кювете

Искрит — оборван провод ЛЭП.

Страшусь глядеть, как малым детям

Селяне покупают хлеб.

* * *

В глуши пролетарского рая

Чуть теплятся своды церквей.

Мне кажется, я умираю

Душою усталой своей.

Здесь мир — круговая порука,

Обычное небо — что лёд,

Народец, охваченный скукой,

Шатается взад и вперёд.

Иду в дом высокой культуры

Чужим переулком глухим

И вижу: чванливые куры

Клюют предполуденный дым.

Задиристы пьяные парни,

Хоть девок хватает на всех —

Советские хроники Нарнии

Одобрит с портрета генсек.

Покоя ищу у соседа,

Где плавится брага-бурда…

Мне кажется, я не уеду

Отсюда уже никогда.