Эхо загадочной Пармы 10/10

(по мотивам эпоса Коми)

О! Сколько воды'! Сколько бурной свободы!

Громадины волн! Бесконечная ширь!

Спонтанные всплески капризной погоды:

Пугающий шторм, усыпляющий штиль!

Небесные дали! Морские просторы!

Широкие крылья! Высокий полёт!

Подводного дна кружевные узоры!

Исто'рии давней неброский налёт!

Пучина в движенье! Вода словно дышит:

Меняется пропасть на пенистый холм!

Огромная Утка взлетает всё выше

Над гладкими гребнями сдержанных волн.

А ветер шальной гребни пенные лижет,

Решил над простором морским погулять.

Красивая птица спускается ниже,

Внимательно смотрит на водную гладь...

Ен и О'мэль. Начало.

Сим* сказом вручаем всё должное мы' ей.

Она - навсегда суть Начало и План.

Огромная Утка с сиреневой выей*

Летит сквозь туман одарить океан.

--------

* - см. примечания в конце поэмы

--------

Первичные воды. Нетронутый хаос.

Повсюду - ни красок, ни света, ни лиц.

Вокруг тьма и ужас - и Молох*, и Хамос*.

В безбрежной пучине шестёрка яиц.

Свирепые волны морского простора.

Бездонная, мутная, тёмная жуть.

Яйцо белоснежное - треснуло скоро,

А следом рябое - попозже чуть-чуть.

Вода закипает. Летают скорлупки.

Тень братьев похожих - красавцев нагих.

Скорлуп половинки - невольные шлюпки.

Два Бога-Светила, две Истины - в них.

Беспечный Творец, демиург* златокудрый,

Наивный и чистый, блистательный Ен*,

И Омэль* - брюнет, хитрый, вдумчивый, мудрый,

Не знающий линий, не видящий стен.

Вне хаоса вечного звёздная скатерть

Мерцает бескрайним ожившим ковром.

Огромная Утка - двух братьев праматерь -

Качает тихонько скорлупки крылом...

Но вдруг встрепенулась! Извергнув тираду,

Вверх взмыла поспешно и - вмиг - камнем вниз!

Пробила собой водяную преграду,

Последний шальной отыграв бенефис.

Вокруг разрастаясь, преставилась сушей,

И эхом надмирным звучал крик' её:

"Наказ' (каждый сын, непременно послушай):

Разбить нужно яйца о тело моё!.."

Два белых, два чёрных. Шершавые сферы

Готовы встречаться с завидной судьбой.

Герои великой утиной "аферы"

Смиренно созрели гордиться собой.

Ен выдохнул. Встал. Омэль смотрит лукаво.

Четыре яйца под зеркальной волной.

Пора! Ен нырнул. Непростая забава -

Исполнить наказ белокрылой родной.

Горд знанием Омэль, но чувством ничтожен.

Рукою взмахнул. Льдом покрыл океан.

Вспылил Ен. Гром! Молния! Лёд уничтожен.

Возложены яйца на перистый стан.

Разбил Ен яйцо, расколол он второе,

И вздрогнула суша, но ветер утих -

Из первого выплыло солнце златое,

Потом из второго сто духов благих.

Вмешался и Омэль. Все мысли плохие

Вложил в свой удар. Заплатил долг сполна -

Из третьего выползли духи лихие,

Потом из четвёртого вышла луна.

И тут началось! Взрыв! Слепящая вспышка!

Безмолвия миг и раскатистый гром.

То дым, то огонь (как драконья отрыжка),

То лава, то лёд, то скала, то разлом.

В едином порыве столь разные братья

Так(!) мир создавали - основу и высь.

Согласие! Споры! Объятья! Проклятья!

Бой! Гонг! Перерыв! По углам разошлись...

Зарождение и Смерть.

Ен лепит, ваяет фигуру из глины.

Похожи на Бога - и внешность, и стать.

Помощники Ена - бойцы-исполины -

Построились рядышком - восемь по пять.

Ен дышит на "статую", топает, скачет.

Фигура встаёт, открывает глаза.

Ругается грозно - ожившая, значит.

Глядит, рот открыв, на свои телеса.

Будь славен Создатель! Родился разумный,

Бур Морт*, добрый воин, охотник, герой,

Немножко наивный, высокий и шумный,

Мужик мускулистый с густой бородой...

На небе втором О'мэль взялся за дело:

Работает с глиной, трудом упоён.

Округлости, гладкость - всё сделал умело.

Прекрасное тело - умельцу поклон!

Но это не воин! Фигура другая.

Нетвёрдые формы. Отточенный лик.

Прелестница? Женщина? Встала нагая.

Прошлась. Улыбнулась. Упал лунный блик

На белую кожу. Серебряный иней

Разлился во мраке, привлёк тёмных слуг.

И тучи, и ветер - всё стало активней -

Загадочный всплеск, заколдованный круг...

Два зеркала рядом - прямое, кривое.

В них душам томиться и жить без конца.

Из мёртвого, твёрдого сделать живое -

Великое чудо и гений Творца!

Безлюдная твердь. Поворот. Перемена.

Пролог. Чёрный локон и белая прядь.

Красавица Омэля, мо'лодец Ена

Столкнулись и начали жить-поживать.

За вёснами вёсны, за зимами зимы.

Семья, зародившись, наметила рост.

Таёжный удел стал родным и любимым -

Воздвигнут алтарь, в небо выстроен мост.

За зимами зимы, за вёснами вёсны.

Семья созревает, освоив простор:

Массивные кедры, изящные сосны,

Ряды стройных елей и лиственниц хор,

И небо - над этим чудесным простором,

И люди - разумные твари - под ним,

И Боги - с отеческим строгим надзором,

И солнца надмирный сияющий нимб.

(Безмерная власть в ясном облике синем.

Для неба нет стен, нет указов, замков.

Мы' - век проживём и загадочно сгинем,

А там' - нет итогов, и путь не таков -

Там вечность, там свет. Но случаются бури,

И тучное небо являет свой гнев -

Взирает на мир, брови чёрные хмурит.

Нам в срок - по щелям', нам - застыть, онемев...)

Так жизнь начиналась! Крепчало потомство!

Пять дюжин вихрастых сынов, дочерей

Росли и не ждали с небес вероломства,

Но Омэль лукавый возник у "дверей".

Явился в пещере, где смуглая дева

Сидела в кругу молодой детворы -

Зелёная ветка семейного древа -

Двенадцать девиц подростковой поры.

Исчезли на время на небо ступени.

Опомнилась дева, идёт на поклон.

Бог тёмный уверен, настойчив, степенен,

Но тон угрожающ, и взор исступлён.

Внушает Он ей совершить преступленье.

Подавлена воля красотки земной.

Исполнится споро Его повеленье

Итогом кошмарным идеи шальной.

Берётся за нож многодетная мама,

И дочкам любимым пронзает сердца.

Написана кровью ужасная драма -

Большая придумка безумства Творца...

Сияние яркое. Нимб белоснежный.

Ен с неба нисходит, задумчив и строг.

Грядущее близится - рок неизбежный -

Господь златовласый ступил на порог.

"Ты что натворил, Омэль, брат мой заблудший?

Чудовищем стал, восхваляя свой мрак!"

"Молчи, глупый Ен! Ты не чище, не лучше!

Доверился свету, наивный дурак!"

"Ответь, брат - зачем препираешься яро,

Живёшь отщепенцем, наш мир не любя?"

"В том ты' виноват! Чрезвычайно ты ярок,

А я - только бледная тень от тебя..."

У Высших немало претензий друг к другу,

Но в том равновесие, звёздный закон:

То месяц, то солнце, гуляя по кругу,

Приходят послушно к Земле на поклон.

Исчез грозный Омэль, растаял бесследно,

А Ен взор тревожный направил на мать.

"Не до'лжно так быть! Жутко! Глупо! Не верно!

Нельзя' мамам деток своих убивать!!!"

Цветна, многогранна Земли панорама,

И люди под стать - то молчат, то кричат.

Любить нужно каждого - так Утка-Мама

Любила своих новоро'жденных чад.

Виновна ли дева? Подда'лась внушенью?

Но странно убийцу под небом терпеть.

Божественный разум приходит к решенью:

Была в роли Смерти? Пусть будет и впредь!

Никак не уйти от решений презренных.

Приказ новый Ена (Мать-Утка, прости):

Двенадцать болезней загнать в убиенных,

В горшках запечатать, под землю снести.

Отправилась Смерть побираться по свету.

(Не слишком ли быстро свершается суд?).

Бойцы-исполины, согласно обету,

Четыре горшка в подземелье несут.

Гром! Омэль коварный в обличии зверя

Слетает с небес - неожиданность, шок.

Два задних бойца, в то, что видят, не веря,

Роняют свой груз - разбивают горшок.

По миру теперь разбегутся недуги,

И явятся в виде кошмаров ночных,

А духи уныния - Омэля слуги -

Войдут в поздний час любоваться на них.

Противней, опасней, страшней, бесполезней

Врагов для людей невозможно сыскать.

Четвёрка сторон и четвёрка болезней,

И будущих жертв невиновная рать.

До этого не было смерти и хворей.

Живых не касалась большая беда.

Шумят кроны сосен. Волнуется море.

Беспечность и благость спешат в никуда.

(У Смерти есть имя, терпенье и жажда.

Пьёт ду'ши, сосуды бросая во тьму.

Ко всем без разбора приходит однажды,

И души текут, покидая тюрьму.

У Смерти есть планы, пути, заготовки.

У нас - тихий страх и дрожанье ресниц.

Мы смотрим на Смерть и не видим плутовки.

Коварство красотки не знает границ.)

Ду'хи О'мэля.

Где реки - там люди, где Кама - там коми!

Так Боги решили. Созданий своих

В лесах расселили - в игольчатом доме,

В загадочном царстве раскидистых пихт.

Оставить людей Ен не мог без гостинцев:

Без гор, без лесов, без прохлады реки.

К востоку отправились семьи язьвинцев,

На север - зыряне, на юг - пермяки.

Спешит красота - разбитная, босая.

Стой счастье недолгое - страх и восторг!

Наивность и искренность мир наш спасают!

Отстал неуместный пронырливый торг.

В полнеба огонь изумрудных сеяний!

В полсуши лесов благородный берилл!

Угодья грибные на пёстрой поляне,

Которые Ен век назад сотворил.

По небу вечернему месяц-проказник

Бредёт, освещает весь мир невзначай,

А всюду весенний, большой месяц-праздник -

Волнующий май, грозовой шалопай...

По горним* ручьям, на небесном пароме,

Ен плыл, засмотревшись на свой "огород",

Глядел как живут, развиваются коми,

Как племя растёт, превращаясь в народ.

В тайге буреломной немало проплешин -

Путей для скитальцев в трущобе лесной.

То конный, то пеший - не спит Ворса-леший,

И Васа не спит - шебутной водяной.

Сокрытые тайны. Опасные квесты.

Глас неба: "Что было - то есмь. Аз воздам!"

От Камы-реки - величавой невесты,

До томной Печоры, ползущей ко льдам,

До Вычегды смелой, бегущей на запад,

От пармы до тундры, от гор до озёр -

Синеющей хво'и дурманящий запах,

Раздолье просторов, чарующих взор!

А где-то ещё, от песчаного плёса

До голой скалы, до трухлявого пня,

Чуть видимых троп не коснулись колёса,

Цветочных еланей* - людей беготня.

Задумчив Бог Солнца, тревогами полон

В заботе о людях - о детях небес,

И вкус дум Создателя горек и солон,

Стесняет и давит ответственный вес.

Правители, смерды, разбойники, стражи,

Ловцы, пастухи, рыболовы, жнецы:

И всякий для Господа дорог и важен -

И старцы благие, и злые юнцы.

Озёра идей возникают не сразу.

Без свежего ветра затухнут угли'.

Подвижен наш разум - на то он и разум -

Чтоб мысли, как реки, в озёра текли.

(Мятежному духу не важно признанье

От близких друзей, от врагов, от толпы.

Упившихся властью не ждёт осознанье

Того, что ничтожны они и глупы.

Правитель не должен своим положеньем

Кичиться, и пользовать власть под себя.

И жаждущий воли своё поведенье

Обязан блюсти, а иначе всё зря...)

Ен грустен. Он видит, как Омэля духи

Вокруг разбрелись, расползлись по тайге,

Попав в услужение злобной старухе

С метлой, синей кожей, на "твёрдой" ноге.

Его, Бога, дочь - эта старая "пава",

Сбежала на землю и стала каргой -

Безжалостной ведьмой жестокого нрава,

Наместницей дяди под лунной дугой.

Когда-то - у лешего Ворсы супруга,

Когда-то - красавица Ёма*. Она

Садилась по центру волшебного круга

И ночь колдовала, с усердьем, без сна.

По стенам бежали рогатые тени,

А Ёма смеялась. Поправив чулок,

Могла снять свой скальп, положить на колени,

Поймать пару вшей, скальп вернуть на чело.

Как путнику выжить? Старушечья порча -

Представьте - слетает дымком порошка,

Вдохнувший чихает и падает, корчась,

А следом болезней квартет из горшка,

И смерть... Ен решительно перст поднимает,

И молний десятки летят выше звёзд!

Гроза в зародившемся избранном мае.

План Бога опять гениален и прост:

Ен людям вверяет волшебные силы.

Он шлёт беззащитным азы колдовства,

Чтоб с Ёмой сражаться могли старожилы,

Чтоб мир не терял своего естества...

Страна светлых знахарей - чу'дная Парма*,

То солнцем согрета, то скована льдом.

Для счастья не сыщешь добротней "плацдарма" -

Изрядный, надёжный, проверенный дом.

Границы страны колдовской кто нарушил -

Лишались ума, становясь не у дел.

Те редкие пришлые с западной суши

Биармой* прозвали восточный предел.

Вежайка*, Пеляйка*, Мелейка* и Кыска*,

Тюво'*, Тунныръяк* и "медведь" Ошпалей* -

Легко здесь увидеться с тунами* близко.

Здесь каждый десятый - колдун, чародей.

Здесь Севера блеск, роскошь горного пика,

В трущобах селенья - то град, то пустырь.

Здесь Пермь* Вычегодская с Пермью Великой,

Здесь братьев-удмуртов равнинная ширь.

Просты и доверчивы первые коми,

Блаженные люди с огромной душой.

Ен снова на небе, в надмирном хороме*.

Он в новых идеях, с надеждой большой.

Кому-то - достаток, кому-то - порода.

У дыма - огонь, у течения - лёд.

У каждого Бога немного народов,

Но много любви. Всех хранит и ведёт.

Парит Белый Лебедь, и солнца частицы

Слетают на головы честных людей -

Ен праведный в облике трепетной птицы

Целует макушки счастливых детей...

Золотая Баба.

Ларуйские горы (Уральские ныне)

Дозорят угодия хвойных углов.

Чужак, что забрёл, обязательно сгинет.

Где чудь, там закон чародейский суров.

Стремимся быть лучше, идти к изобилью.

Сдуваем соринки и прочую пыль.

Наверное сказка не может быть былью,

А также и сказкой не может быть быль.

И нет под луною того совершенства,

Что видим под солнцем пришедшей весной.

Но нет и под солнцем такого блаженства,

Что чувствуем летом под полной луной.

За годами годы. Мы тянемся к дёрну.

Осталось былое во снах вспоминать -

Как был леденец в хлеб медовый завёрнут.

Сбылось и ушло. Время - грамотный тать*...

В пещере огромной мышиная стая

Под сводом висит, задремала в тиши.

На камне, под аркою, Баба Златая.

Коль идол увидел, уйти не спеши.

Возьми нож священный, под камнем лежащий,

Надрез соверши и накапай с руки.

А вдруг что не так, станет разум - пропащий,

Страданья несносны, глаза велики.

Та Баба Златая, как бык, неподъёмна,

Сияет во мраке, и жа'ра полна.

А с виду не скажешь, что очень объёмна.

К телам безразлична, до душ голодна.

В руках Солнцеликой красивый ребёнок,

И звонкие трубы за голой спиной.

Когда говорит - голос громок, но тонок.

Пророчества льются спокойной волной.

Не каждому Баба Златая ответит,

Но выкажешь ярость, не выйдешь на свет.

Найди скрытый смысл в прозвучавшем совете,

А то и в молчанье, и в нём есть ответ.

О Солнечной Бабе разосланы слухи -

Мол много есть золота там, где метель.

Однажды нечистые злобные духи

Вселились в людей из закатных земель.

Они, заражённые злой лихорадкой,

Запрыгнули в лодки, добрались до гор,

Вошли в подземелье, тихонько, украдкой -

Так в доме чужом ходит опытный вор.

Крылатые мышки невинны и кротки,

Устав, отдыхают, и спят до поры,

Но время придёт, и проснутся "красотки",

И, с явью, пробудятся в них упыри.

Вот так и случилось в тот вечер несчастный.

Нечистые духи убрались из тел.

Смерть жалует тех, кто к хищеньям причастны,

Увы, и других - кто совсем не у дел.

Служители культа сбежались на крики,

Решили - кумиру тут быть не с руки,

Ушли на восход, прочь от гор, в край великий,

В объятья большой полноводной реки.

Златая Старуха, и в прошлом, и ныне -

Самой' красоты безупречная грань,

Останется в памяти. Страсть не остынет.

Дочь солнца полярного - ныв* Зарни Ань*...

Ен и О'мэль. Раскол.

Бог Омэль сидел за столом под землёю,

Пил вина-нектары и думал о том,

Как занят был первой людскою семьёю,

Когда с Добрым Братом делил горний дом,

Как с Еном лепили фигуры из глины,

Как Ен сотворил мужика с бородой,

Тот вышел героем, достойным былины,

А Он создал деву с косою витой,

Как Он, ради шутки, свои нечистоты

Нанёс на тела и смеялся до слёз,

Как Ен сокрушался: "Ох, Омэль! Ну что ты?..",

Но долго висел без ответа вопрос.

Тела выворачивал Ен наизнанку -

Чтоб скрыть нечистоты, не ставить на вид,

А Омэль молчал, не вступал в перебранку.

Он знал, что молчаньем "товарища" злит.

Сидел, вспоминал, как Он плюнул игриво

На пах юной девы, и там зацвела

Пахучая роза, свежа и красива,

Огромна, махрова, роскошна, цела'.

Картинки мелькают, глаза приоткрыты.

Вот белка от Ена - её тёплый мех.

К началу зимы будут шубы пошиты.

Придёт белок много и хватит на всех.

Куница - охотник на белок - подарок

От Омэля грозного духам лесным.

Вот заяц от Ена - вкус нежен и ярок,

От Омэля - волк, чтоб гоняться за ним.

Олень, лось, корова - полезные звери -

И сёмга, и сиг, куропатка, глухарь.

Открыл Ен хвостатым небесные двери -

Надёжа для братьев меньших', государь.

Медведь, росомаха, глазастые совы,

Лиса - это в сторону хищников крен.

Сломал Омэль входа земного засовы -

Надсмотрщик для братьев меньших', суверен.

Пошло' всё не так, не об этом мечтали.

Всё видится Омэлю будто вчера:

Вот мрак накрывает небесные дали,

И туч понагнали ветра'-кучера'.

Разбавили будни божественный праздник.

На осень посматривать стала весна.

Помалу до личной дошло неприязни.

Амброзия* Омэлю стала пресна.

Терпения нет, только страхи и нервы.

Полу'ночный жар. Ледяная кровать.

Обидно родиться вторым, а не первым.

Обидно по жизни всегда отставать.

Всё шире разлад. Пять минут до позора.

Не выдержал Ен - брата с неба низверг.

Как мало шагов от любви до раздора.

Разорваны узы. День яркий померк.

Для междоусобиц нет места на небе.

Война двух Богов отразилась внизу.

Неслись обвинения. Быль в них и небыль.

Но каждый - бревна' не заметил в глазу.

Ругаются боги - страдают народы.

Душа человека порок познаёт.

Она тяжелеет, но долгие годы

Не может забыть, что такое полёт.

Души' глубина - как вода из колодца,

Бывает чиста, а бывает мутна'.

То Ен в ней проснётся, то Омэль пробьётся.

Найдётся ли в мире душа без пятна?

Бог Омэль сидит за столом в подземелье,

Пьёт вина-нектары, грустит о былом,

Но только несвойственно Богу безделье -

Восходит луна. Отдохнёт Он потом'...

Страна колдунов.

С далёкого запада плыли на лодках

По Белому морю до устья реки

Прожжённые парни, что смотрят не кротко,

Встречают рассвет, грозно сжав кулаки.

Приплыли. Увидели. Где же победа?

И с кем воевать? Всюду мо'рок лесной.

По коже мороз от медвежьего следа.

Волос' шевеленье от жути ночной.

Пришли новгородцы - республики дети.

Пришли московиты - клевреты* царей.

Упёрлись в трущобы - в таёжные клети,

Макушки размяли и прочь из "дверей".

Здесь странные люди, здесь чудь* белоглаза!

Не видно дорог - повод кончить набег!

Подальше от нечисти, порчи и сглаза

Скорее уйти, сжав в руке оберег!

Разносятся слухи по западным весям -

Мол север востока в плену колдовства.

Коль духи слетятся - утопят, подвесят.

Не будет геройства, бравад, хвастовства.

Кто был' там и вышел - доверит немного,

И то - после пары кувшинов вина.

Поведает тихо о том, что дорога

Была коротка, но отнюдь не ровна'.

И в бане по-чёрному, в пене и саже,

Чуть-чуть разомлеет, рванётся на свет,

И снегом растёршись, полжизни расскажет,

И северным землям отправит привет.

"Там мёртвые", - скажет он: "Ищут общенья.

Стоят вдоль дорог - кто с серпом, кто с косой.

Живые под полной луной, превращенья

Взволнованно ждут под пронзительный вой.

И вот перевёртыши в новом обличье -

Блестят жёлтым цветом большие клыки.

С простыми медведями в росте различье.

И "волки" от принятых норм далеки.

Кикиморы подлые ждут на болотах

Дурманом завлечь, увести, погубить.

А в небе резвится в охранных заботах

Гундыр*, проявляя трёхглавую прыть.

А сколько злых духов в нехоженой чаще!

На пень не садись, и из лужи не пей,

Иначе домой не вернёшься, болящий,

Дух чёрный к душе прикоснётся твоей.

Летают чудесницы - дивное чудо,

И чудища бродят - чудес полоса!

На белых морях - рыба-кит Чудо-Юдо,

В лесах - пересвист, из реки - голоса.

Меж е'лей ползут упыри, вурдалаки.

Их жертв, ох не просто, от рока спасти.

Не скроют деревья, кусты, буераки...

Чёрт! Всё растрепал! Боже правый, прости!"

Умолкнет надолго, но после рассудит -

Коль встрял, будет правильным кончить доклад.

Продолжит: "Немыслимо! Местные люди

Как будто не видят ночных эскапад*.

Совсем не боятся ни духов, ни монстров.

И любят свой мир, и соседей своих.

Живёт сам в себе заколдованный остров -

Творение божье - одно на двоих.

Хотел их ограбить, хотел многократно.

Пленён был, накормлен, отпущен домой.

Нет, их милосердие мне непонятно!

Рассудок теряется - правильный мой.

С изюминкой жизнь у людей своенравных.

У них две души' (так поведали мне),

И ду'ши свой век проживают на равных:

Одна - "лов" - внутри, "орт" другая - извне.

Душа, что внутри - в голове и в дыханье.

А та, что извне - незаметный двойник.

У видимой - первой - в прислугах сознанье,

Но вклад невидимки безмерно велик:

Она охраняет от духов нечистых,

От чудищ противных, лишённых оков,

От хитрых русалок, от троллей плечистых,

От чар колдунов, от зубов мертвяков...

Да, странные люди! Но надо признаться -

У них сердце тёплое, ум - тетива,

Поймёшь - коль узнаешь - достойны оваций.

Прощаясь, услышал простые слова:

"Идущих с добром - без дружин, орд и ратей -

Встречают с радушием наши леса!..."

Прервётся наш гость, и уйдёт без объятий.

Всю ночь не устанут звучать голоса.

Расскажет один про поход малорослых,

Другой - про страну, где везде волшебство.

Есть общее в каждой из сказок для взрослых -

Борьба света с тьмой, и добра торжество...

Пе'ра и Во'рса.

Движение, хаос, бедлам, наважденье.

Шаманы бубнят всё быстрей и быстрей.

Жизнь медленно тает, терпя пораженье

От девы с косой и её дочерей.

То люди, то птицы - то морды, то лица.

"Небесный Отец, златокудрый мой Ен,

Хочу обратиться, хочу поклониться:

Прошу - помоги мне подняться с колен!

Я верю в Твою совершенную силу!

Твой свет, как маяк! Он всегда впереди!

Спаси, сохрани, огради и помилуй!

Я грешен, прости, от греха уведи!"

Боль стихла. Мгновенья последние сладки.

События мчатся в "замедленном" сне.

На елях широких сидят куропатки,

И дятел застыл на высокой сосне.

Брусничные кустики шёлка дороже,

Мох белый нежнее любых одеял -

Такое природное смертное ложе

Герою злой рок у реки изваял.

Проносится жизнь, за картиной картина,

Но тает - увы. Приближается срок.

Рождение, подвиги, зрелость, кончина.

Но память жива, шлёт к началу дорог...

Родился мальчишка, наивен и светел,

И вырос в охотника. Молод, могуч.

Гулял в голове необузданный ветер.

Летела стрела' далеко - выше туч.

С животными спорил, не раз побеждая.

Прощенья просил за победы свои.

Успел посражаться с ордою Мамая -

Когда на Дону шли святые бои.

А как не помочь, если русскому брату

Мздоимца терпеть стало больше невмочь?

Победа! Потом приглашали в палаты

И кланялись в пояс. Гуляли всю ночь.

Дары предлагали. Он взять был не вправе.

Он только что друга в степи' схоронил.

А дружбу и честь не заменишь дарами!

Всё золото мира - ничто для могил!

В день хмурый, ненастный - когда небо серо,

Он ехал, ворчал и коня понукал.

Отважный охотник по имени Пера

Скакал вдоль реки мимо каменных скал.

В тени' пышных сосен стоял леший Ворса,

И сам как сосна - так огромен и дюж,

Уверенный, крепкий, без лишнего форса,

Яг Морт - по-другому, умён и уклюж.

Хитро' друг на друга они посмотрели,

И Ворса плевком обозначил посыл

(Окрест заскрипели столетние ели),

А Пера из пальцев фигуру сложил.

На том разошлись. Пера двинулся к дому,

А леший, обиду в себе затаив,

Пошёл по болоту, назад к бурелому,

Придумывать месть на таёжный мотив.

Решил подобраться к охотнику ночью,

Во сне одолеть разбитного врага -

Зарезать, порвать на куски, нет, на клочья,

На вилы надеть, наколоть на рога.

А Пера тем временем сделал из ели

Подобие тела, накрыл простынёй -

Как будто охотник лежал на постели

И спал, разомлев от похлёбки грибной.

Ночь! Ворса крадётся. На бёдрах ладони.

Громадная тень от горящих свечей

(Затихли в загоне уставшие кони

Под странные звуки безлунных ночей).

Подходит к кровати, топор вынимая,

Заносит над "телом". Мгновенье! Удар!

Звук стали по дереву. Сцена немая...

И слов многомерных горячий пожар.

Выходит охотник с натянутым луком.

Стрела вылетает, вонзается в грудь.

Топор опускается на' пол со стуком.

Осталось проститься и свечи задуть.

Но нет! Сильный Ворса в окно и до леса.

Лишь пятки сверкают в предутренней тьме.

Актёрам - не спать! Не окончена пьеса.

Финалом - погоня в ночной кутерьме.

Яг Морт в лес густой. Раздвигаются ветки.

Всё медленней Ворса, упал на траву,

Ползёт, оставляя кровавые метки.

Догнал богатырь, завершает главу.

Вот лешего дом и жена молодая -

Красавица Ёма, хоромам под стать,

Сгорая от злобы, глядит не мигая,

Созрела за миг, чтобы ведьмою стать.

Добро побеждает коварное лихо*.

Смотрите - плохое быльём поросло.

И всё хорошо, всё спокойно и тихо...

Но где-то рождается новое зло.

У клюквенных кочек румяные щёки,

Над марью болотной летают клесты,

А Вычегды, Камы, Печоры истоки -

Начала лучей трёхконечной звезды.

И там - в са'мом центре - озёрные воды

Зажаты овалом бескрайних болот.

В местах этих царствие злой непогоды,

Там нечисть и духи, там Ёма живёт...

Зарань' и Пе'ра. Встреча.

У радуги жажда, прошёл дождик дважды,

И если не выпить, случится беда,

Поблекнут цвета - так случалось однажды.

Свежа и прохладна речная вода.

От суши до тверди небесной - дорожка.

Пьёт радуга воду из речки лесной.

Занятно, одно из имён - Ошкамошка* -

У "змейки" небесной, у феи цветной.

А в это же время меняются виды.

Заря заполняет собой небеса.

Вокруг, словно искры, летают флюиды.

Сверкает алмазами божья роса.

По небу гуляет смешливая дева:

То дикая серна, то нежная лань.

Шаг робкий - направо, и смелый - налево -

Девчонка-подросток, дочь Ена - Зарань.

Когда-то росток - пара листьев убогих,

Недавно - бутон, а теперь вот - цветок

Изысканных форм, утончённых, но строгих.

И жизнь у цветка, словно бурный поток.

Плоды наливные под белой туникой,

Смиренье во взоре и дерзкий огонь -

Не просто, но весело жить многоликой.

То сжата в кулак, то раскрыта ладонь.

Плывут облака грациозно и кучно.

Всё небо в объятиях нового дня.

Алмазы и кущи. Но девушке скучно.

Нет в мыслях эмоций, а в сердце огня.

"Эй, радуга! Что' там внизу? Расскажи-ка", -

Зарань вопрошает и слышит слова:

"Там лес и река, на холме - земляника,

Грибы на поляне, цветы, мурава,

И звери, и птицы - лесные, речные,

Озёра, равнины и горы вдали.

А звери есть дикие, есть и ручные..."

Кивает Зарань: "Говори, говори..."

Ей всё интересно, забавно и ново.

Но нужно ли ей в тот неведомый мир?

Там жизнь непроста, непроста и сурова.

Не будет ли чужд незнакомый ранжир?

Зарань, поразмыслив, послушав немножко,

Не в силах унять подростковую прыть,

Решила на землю сойти, но дорожка

Исчезла. Закончила радуга пить.

Зарань ходит-бродит. Три дня пролетело.

Прошёл быстрый дождь. Снова радуга пьёт.

Ну вот, наконец-то свершается дело!

По радуге гладкой пробежка, полёт,

Падение, брызги и берег высокий,

Заплыв, восхожденье, свобода, простор,

Движение, острые стебли осоки,

Кедровый, загадочный, сказочный бор.

Смешная девчонка глядит поражённо.

Ещё не понятно - в чём тайна и суть.

На ветке бельчонок застыл напряжённо.

Не дышит Богиня - боится спугнуть.

Но кто' это смотрит с улыбкой из чащи?

По виду - охотник, герой, богатырь.

Грудь девы вздымается чаще и чаще.

А может - колдун? Или хуже - упырь?!

На свет вышел воин. Он двигался плавно.

Кошачьей походкой приблизился к ней.

Подумала дева - какой же он славный,

Но вперилась вдаль, не раздвинув бровей.

"Красавица, кто ты - скажи мне на милость?

Что делаешь тут в эту гулкую рань?"

"Скатилась я с радуги, чуть не разбилась.

Я дочь Солнцеликого Ена - Зарань.

Мне скучно на небе - решила спуститься.

Как видишь - жива, обошлось без потерь."

"Что ж, как оказалось - ты вовсе не птица."

"Взлететь не смогла, не смогу и теперь."

Смеётся Зарань, улетела тревога.

Смеётся охотник. Он искренне рад.

И это ль не чудо - пред ним дочка Бога,

Спустилась с небес в их неласковый "сад".

"Я Пера - таёжных угодий хранитель.

Хожу меж деревьев, слежу за зверьём.

Рутинных событий участник и зритель,

Посильно борюсь с колдовским вороньём.

Пойдём, покажу нашу здешнюю живность", -

Сказал, и богиню позвал за собой

(А лес зашумел, проявляя активность),

Послушно пошла за своею судьбой.

Гуляли весь день в уголках интересных,

Увидели волка, медведя, лису,

И сколько ещё, для неё неизвестных,

Зверей, проживающих в тёмном лесу.

Зарань восхищалась скалою прибрежной,

Журчащим ручьём, громким гомоном птиц,

И даже усталостью, столь неизбежной

К концу моциона вдоль водных границ.

Стемнело. Костёр развели у тропинки

И рядышком сели. Костёр чуть горел.

Запел ветерок, колыхая былинки.

Коснулся волос' шаловливый пострел.

Былинный герой наблюдал за Богиней.

От огненных бликов менялись черты.

Менялись глаза. В них: то лава, то иней.

О! Нет в этом свете краси'вей, чем ты!

И волосы - золото после шлифовки,

И кожа - январского снега белей,

И взгляд - дерзкий, смелый, при этом неловкий,

И ножки - точёных эльфийских стройней...

Зарань любовалась охотником статным,

Сидела, травинку у ног теребя,

Дивилась фигурой и профилем ратным.

О! Нет в этом свете красивей тебя!

И плечи твои - полусажени шире,

И торс твой - рельефнее сотни холмов,

И голос грудной - самый бархатный в мире,

И руки - надёжней булыжных домов...

Так часто бывает - недавно знакомы,

А кажется будто знакомы весь век.

Готовы они, новым чувством влекомы,

К касанию губ, к тайне сомкнутых век.

И в будущем скором, они - муж с женою -

Пройдут по тропинкам превратной судьбы.

Им важно - без солнца, под солнцем, с луною -

Дойти до конца, не устав от ходьбы.

(Любовь в нашем сердце. Живёт, еле тлея,

Затухнув подчас и опять разгорясь.

В Любви много сладости, много елея,

Но есть в неуёмной - и горечь, и грязь.

Озёра эмоций, страстей водопады.

Любовь полыхает, меняя тона'.

Мы чувствуем сердцем её перепады.

Любовь - это щедрость, и жадность - она.)

Зарань' и Пе'ра. Расставание.

Двенадцать! Рождаются в час этот поздний

Создания гадкие адских глубин -

Так О'мэль заблудший свои строит козни,

Творит глубоко под землёю, один.

Он шепчет заклятия, гладит камеи.

Он руны* рисует блестящим углём.

К луне подлетают крылатые змеи

И с рыком трёхглавым плюются огнём.

И Ёме-сестрице сегодня не спится!

Котлы греет, снадобья варятся в них.

Не раз обернулась ночной хищной птицей -

Собрать диких трав для настоев своих.

Ни Омэля па'сы*, ни Ёмы отвары

Желанных итогов с собой не несут.

По-прежнему вместе влюблённые пары.

Не полон пока злодеяний сосуд...

Бог тёмный задумчив, свободен в сужденьях.

В наме'реньях Омэля суть - доброта.

И дерзок, и смел Он в своих проявленьях.

Созрел новый план и исполнен с утра.

Прикинулся Омэль бойцом-исполином.

Подправил лицо, не жалея чернил.

Неспешно прошёл по небесным долинам.

Плащ белый напялил и голос сменил.

Лук выкрал и стрелы - себе на потребу.

Добрался до облака ста перемен.

И вышел к седьмому заветному небу -

Туда, где творил ослепительный Ен.

Представился скупо, предстал пред очами,

И низко склонившись, поведал о том,

Что дерзкая дочь не ночует ночами,

Сбежала с небес, пренебрёгши отцом:

"Связалась с каким-то трущобным "подростком"!

Питается всяческим... - стыдно сказать!

К тому ж, о тебе отзывается жёстко!

Ты, Бог, не сердись, успокойся, присядь..."

Разгневанный Ен повелел: "Солнце будет

Ходить десять лет мимо коми-земель!

Теперь все "подростки" забудут о блуде -

Надолго холодною станет постель..."

Прошло десять дней (десять лет - по земному).

Несносная дочь не вернётся никак.

"Эй, Шонди*! Исполни-ка план по-другому -

Повисни над сушей на сорок декад!

Пусть этот трущобный поплачет от зноя..." -

Усердствует Ен, чёрным гневом гоним.

От дочек частенько у пап паранойя!

А Омэль коварный смеётся над ним...

Полярная ночь над поруганным краем.

Немного согрелись озябшие. Спят.

Забылись на время - приснилась жара им.

Семья: муж с женою и восемь ребят.

Великая Парма жалеет несчастных,

Собой укрывает, дарует еду,

И ждёт, вместе с ними, пришествия ясных,

Погожих деньков, что прогонят беду.

Свершилось! Восходит над лесом светило.

Застыло в зените. Подул суховей.

Проснулись блаженные. Небо простило?

В промёрзших трущобах теплей и теплей.

Безумствует солнце! Жара! Зной палящий!

Нахмурились кедры - кто высох, кто сник.

Вода испарилась. Край снова пропащий!

В овраге глубоком последний родник.

(Порой невозможно удары стихии

Стерпеть, переждать, превозмочь, победить.

Заведомо - все варианты плохие.

Реально одно - поскорей уходить.

А не'куда если? Тоска, безнадёга.

Спасений желанных итог нехорош.

Бесславный конец. Но нежданно подмога

Приходит оттуда - откуда не ждёшь.)

Зарань - добродушная мама семейства,

И Пера - заботливый строгий отец.

За что ж к ним опять' прилетели злодейства?

Когда же несчастья уйдут' наконец?

Сидят, взявшись за' руки, старые люди:

Милы', седовласы, добры и мудры,

Здоровые телом (по внешности судя),

В сознании ясном и духом бодры.

И дети вокруг - ангелочки из плоти,

Ресницами хлопают, скромно молчат.

(Кулик не устанет твердить о болоте,

А осень про позднюю жизнь и цыплят.)

Вон дряхлые буки - им злоба досталась,

А здесь одуванчики зрелой поры -

Такая уж эта капризная старость:

Уродует первых и красит вторых.

Журчит ручеёк с ключевою водою.

С таким можно жить - даже в эту жару.

Отряды животных бредут к водопою,

Неспешно ведут за собой детвору...

Спит Пера, спят дети, Зарань задремала.

Укрылись навесом из веток и шкур -

Спасают от солнца, и это не мало

Для тех, кто от жарких устал "процедур".

На небе движенье, короткая вспышка.

С небес опустилась прохладная сень.

И голос - как будто родной, но не слишком -

Отчётливо слышен. Размытая тень

Мерцает и тает, опять возникая.

Сквозь тень проступает фигура Отца.

"Зарань!" - трубный глас: "Растака'я-сяка'я!.." -

Потоку ругательств не слышно конца.

Вот речь Лучезарного после цензуры:

"Любимая дочь, возвращайся домой!

Чрезмерно твои затянулись амуры.

Уверен - тебе надоело самой.

Смотри - без амброзии стала седою.

А сколько лишений, терзаний и мук.

Вернёшься, и будешь опять молодою...

Но главное - Шонди отбился от рук!

Совсем распоясался друг нехороший!

И с ним, без тебя, мне не справиться - нет!

Вернись и избавь от непрошенной ноши!

Порой хуже мрака зарвавшийся свет!

Любимая дочь, торопись..." - Ен растаял.

Остались - жара и горячая высь,

И сереньких тучек заблудшая стая.

Зарань растревожена: "Пера, проснись!

Родной мой, заботливый, сокол мой ясный,

На не'бо нам надо - ступени блестят!

Отправимся, милый мой, в путь неопасный

Все вместе - куда мы без наших "бельчат"!

На небе беда, ждёт Отец - Ен любезный..."

"Любимая, нет! От тайги не сбегу!

Не брошу я Парму! Я там бесполезный,

А здесь нужен всем - чем смогу, помогу..."

Подул сильный ветер! Стволы заскрипели!

Задвигались тени в ближайших кустах!

Тревога спустилась на сосны и ели.

Попрятались дети в различных местах.

Свирепая буря! Для Пармы - потеха!

Мать слёзно кричала - искала детей,

И слышала долгое громкое эхо,

И руки ломала без добрых вестей.

Для Пармы расстаться с детьми невозможно,

И Пера не хочет детей потерять.

Такое нельзя разрешить осторожно.

В горючих слезах безутешная мать.

Зарань просит помощи, став на колени,

Но Парма не вправе бежать от проблем.

Нет времени больше - мигают ступени,

Немного ещё и исчезнут совсем.

На лестнице призрачной дева седая,

Уже' поборов' неприятную дрожь,

С пустым, тёмным взглядом, стоит' не рыдая.

Супруг где-то рядом, на призрак похож.

Растаяла лестница. Розданы званья:

"Какая ж я дура!", "Какой я глупец!"

Опять расстояния, вновь расставанья,

И душ ледяной для горячих сердец...

Безбрежное небо. Бескрайняя сила.

Оплот чистоты. Безупречный простор.

У синего неба Зарань попросила

Задуть, хоть на время, слепящий костёр.

Теперь, как и раньше, за Шонди капризным

Зарань наблюдает, следит день за днём.

Но каждое утро - и ныне, и присно -

Безудержно плачет - о детях, о нём -

О Пере возлюбленном - соколе ясном.

Ей вроде бы слышатся их голоса.

Мелькают картинки в потоке ненастном.

На травах таёжных сверкает роса...

Бормочет под нос' седовласый охотник:

"Кто' самый потерянный? Видимо - я!"

Плывут облаков белоснежные сотни.

Он смотрит и шепчет: "Богиня моя!.."

Не будет прощенья за те прегрешенья -

Когда предаём мы, жалея живот,

Но если мы терпим разлуки, лишенья -

Любовь не уходит, живёт и живёт...

От Чуди до наших дней.

Когда, до потопа, армяне, евреи

На юге беспечно делили бразды,

На севере сказочной Гипербореи*

Болид приземлился с ближайшей звезды.

Вокруг загорелись леса и равнины.

Взревели драконы. Вскипел океан.

Под небом высоким сверкали вершины...

Теперь над ушедшим кромешный туман.

Не видно ни зги! Но не будем о давнем.

Войдём во вчера и поймём - что почём,

Оставим загадкой - что скрыто под камнем,

На камне две руны. Мы с первой начнём.

Древне'е, чем старость, но ближе, чем давность -

Народ затерявшийся с именем Чудь.

Имел необычность и некую странность -

Мифический этнос, безумный чуть-чуть.

"Я вижу закат!" - говорит славный Юкся*,

"А я вижу мрак!" - говорит храбрый Бач*,

"А я слышу ложь!" - говорит бравый Пукся*,

А Чадзь* говорит: "Вижу смерть, слышу плач!"

Крепка паутина мифриловых* платьев.

Обеты священны. Намечена цель.

Четвёрка героев - родных кровных братьев -

В дозоре, на страже родимых земель.

Не раз супостаты к ним шли из заката,

То мраком, то ложью, то смертью грозя.

Их стойко встречали, держась брат за брата,

Четыре героя, смекалкой разя.

Сперва насылали на во'рогов чары.

Когда те дурели - пугали мытьём.

А после, проверенным методом старым,

Чинили урон - кто мечом, кто копьём.

Так принято было у жителей чудских -

Коль воин (хоть малость), то ты - чародей.

У ло'ухи* финских, шаманов якутских

Есть сказки про этих волшебных людей...

Однажды явились несметные рати -

Тьма сильных, обученных, жадных бойцов.

Один выход - сгинуть (нельзя время тратить).

Четвёрка могучих лесных удальцов

И жители местные с ними в обнимку -

Решили уйти. Нужно род уберечь!

В раскладе таком ме'ста нет поединку.

Важнее спастись - не держаться за печь.

Уйти от невзгод, но не встретить воочью -

Сегодняшний выбор у чуди таков.

Коль беды пришли - ярким днём, тёмной ночью -

Исчезнуть в тумане, спастись от оков...

До гор добрели. Здесь подземные тропы,

Что в край приведут, где раздолье и ширь,

До Азии мудрой из умной Европы,

В удел первозданный, на волю, в Сибирь.

Течение времени - плавность потока,

И важно вписаться, не сбиться с пути.

У солнца дорога - на запад с востока,

Но чуди полезней другую найти.

Открылись ворота в огромной пещере.

Зелёные своды. Стена - малахит.

На ней барельефы: крылатые дщери*

Плывут в облаках, и Отец их хранит.

А в центре, под аркою, Баба Златая.

Прошли, поклонились и дальше, вперёд -

Так там, под землёй, миф о чуди растаял,

Но вновь народился - про коми-народ.

Потомки, приемники, братья, соседи -

Кто' коми для чуди? Не скажет никто!

И в споре большом, и в приватной беседе

Смолчит царь Горох, промолчит дед Пихто.

На камне придуманном в призрачном доме

Две руны мерцают зелёным огнём.

Вторая из них ярко светится - Коми,

А первая - Чудь - зарастает быльём.

У коми-народа свои забияки -

Кирьян' свет Варьян', Пе'ра, Пе'дор Кирон'.

Могучи, живучи, охочи до драки.

Наносят врагам безвозвратный урон.

И с адом, и с раем, Смерть - главная сводня.

Кровавая сеча закончится в срок.

Все разные равными станут сегодня.

У каждого света есть свой рагнарок*.

Чухонцы и викинги будут разбиты.

Здесь Север и люди отважные тут.

В друзьях новгородцы, в друзьях московиты.

В беде не оставят, на помощь придут.

Живёт, уши ворогов страхом "лаская"

(Кто с лихом пришёл - не уйдёт, уноси),

Простра'нства (бескрайнего) часть колдовская,

Волшебная грань многоликой Руси...

Когда новый Бог воссиял в небе чистом,

Немногие коми ушли за Урал,

Не в силах пожертвовать Еном лучистым,

Не вправе предать древний свой идеал.

Потомком, ушедших за горы от горя,

Одним из осевших в Сибири зырян,

Стал мот и целитель - Распутин Григорий,

Несносный любимец супруги царя.

Сейчас золочёных не встретить кумиров.

Красивые храмы стоят' в городах.

Узорные стены помазаны миром*.

Иконы в углах и кресты на вратах.

Нет в людях разлада, неистовых трений.

Природа радушна - надёжный гранит:

Без смерчей, без тряски, без бед-потрясений.

Суровый наш край небо свято хранит!

Вся жизнь из потерь и внезапных находок.

Пути увлекают своей кривизной.

Судьба - океан продырявленных лодок,

Везущих добычу, с собой, в мир иной.

Мне видится то, что давно отболело.

Мне слышится то, что забылось давно.

Но то, что горело, сгорело, истлело

В моём подсознанье живёт всё равно.

Согнулись деревья - ветра' неуёмны.

Свинцовые тучи плюются дождём.

Избушка на ножках озлобленной Ёмы

Трясётся, бьёт ставней, идёт ходуном.

Секач на пробежке - кабания трасса.

Кусты возле берега плотной стеной.

Плескается в речке чешуйчатый Васа -

Холодный и скользкий мертвяк, водяной.

На ветке русалка - не рыба, а птица.

Направила девичье личико ввысь.

Сидит под сосною (учёной не спится) -

Цепная, пушистая, томная рысь.

На чёрном холме - невысоком, покатом -

Природная стела - из глыб монолит.

Кащей-аноре'ксик верхом на сохатом.

Чета змей-горынычей чинно парит.

Цветок вышел каменный в горном проходе.

Заря раскраснелась, поймав пылкий взгляд.

Тут - чудь белоглазая в землю уходит!

Тут - коми печальные в небо глядят!

А жизнь - деревянная старая сцена.

Роль трудно свою отыскать впопыхах.

Ошибся, сфальшивил - никто не оценит.

Распнут и оставят опять в дураках.

Но я понимаю, что мы плоть от плоти

И нужно быть честным, судьбе вопреки,

И мыслью своей находи'ться в полёте.

Не ползать! Таки'е вот мы - дураки.

Достоинство, честь - это важно! Но всё же,

Когда ты один, неподвижен и хвор,

А мимо, не глядя, десятки прохожих

Идут, о пустячном ведут разговор,

И плавно проходят - красиво и стройно,

Обидным презреньем тебя окатив,

Одно остаётся - кричать недостойно,

От боли и страха о чести забыв.

Задумчив старик - вспоминает, итожит.

Он жизнь проживает опять и опять.

К былому теперь он относится строже.

Безрадостно, стыдно - грехи вспоминать.

Бывают поступки настолько позорны,

Что чувствуешь сердцем - случилась беда.

К чему извиненья? Они иллюзорны.

Порыв справедливый - сгореть со стыда.

Сидит старый коми, уставился в точку.

Их домик на левом стоит берегу.

А бабка шумит - собирает сыночку

Посылку-привет, как всегда, на бегу.

Хихикает Смерть над глупцом очумелым.

Болезни схватили глупца за грудки.

То самое время - прикинуться смелым,

Не слушать, как бьют по вискам молотки.

Но нет в слабом теле завидной отваги -

Ни храбрости юной, ни доблести нет.

Идут параллельно другие бродяги

Сквозь гору, на волю, в белеющий свет.

Бессвязные связи, послушное эхо -

Здесь всё перемешано, всё невпопад:

И стоны, и слёзы, и смех, и потеха,

И буйство туманов, и строгость лампад.

Стихия! Стихия! Ветра', вихри, штили!

Природа! Натура! Таков этот край.

Здесь сны родились', здесь неправды почили.

Здесь - где-то - вход в ад, где-то - лестница в рай.

Успехи! Паденья! Конфузы! Награды!

Всё в памяти, в людях, всё живо пока.

Простые сюжеты фольклорной баллады

Проносятся мимо, бегут сквозь века.

Ни что не меняется в божьих твореньях:

Герои на страже - бессмертный отряд,

А о'мэли козни плетут в подземельях,

И ёмы в трущобах соседям вредят.

Казалось бы - нет безысходней и горше

Того, что куражится всякая дрянь,

Но Пе'ра стоит, на колено опёршись,

И ласково смотрит на землю Зарань'...

Вы ви'дите, люди - чудесная сказка

Закончилась быстро, захлопнулся том.

На свежей картине последняя краска -

Нечёткая роспись под сим полотном.

О! Тёмная бездна! О, звёзд мириады!

Бездонность! Безбрежность! Бескрайность небес!

Далёкие вспышки, планеты, парады!

Галактик мазурки, комет полонез!

Раздольные дали! Дыр чёрных беспечность!

Чудовища глыб! Переливы цветов!

Путей бесконечность и времени вечность!

К таким приключеньям никто не готов!

Но Утка огромная в космосе строгом

Летит между звёзд, сквозь пустующий мрак,

Сквозь пекло и холод, тяжёлая Богом,

Туда, где её не дождутся никак.

Красивая птица до нового дома

Почти добралась. Залетает в туман.

Всё бурно, спонтанно, совсем незнакомо -

Встречает другую другой океан...

*Примечания:

сим (устар.) - этим;

выя (устар.) - шея;

Молох - верховное божество;

Хамос - верховное божество;

демиург - Бог-создатель;

Ен (коми) - светлый Бог-создатель;

Омэль (коми) - тёмный Бог-создатель;

Бур Морт (коми) - добрый человек;

горний (устар.) - небесный;

елань - большая поляна;

Ёма (коми) - старшая дочь Ена, ставшая ведьмой;

парма (коми) - тайга;

Парма (коми) - общее назв-е древних гос-в на северо-востоке Европы;

Биармия (сканд.) - известная по сагам область на северо-востоке Европы;

Вежайка и др. (коми) - коми-колдуны;

туны (коми) - охотники-колдуны;

хоромы - жилые строения;

Пермь (Вычегодская и Великая) - древние гос-а на северо-востоке Европы;

тать (устар.) - вор;

ныв (коми) - дочь;

Зарни Ань (коми) - Золотая Баба;

амброзия - пища Богов, дававшая им вечную юность;

клевреты - сторонники, приверженцы;

Чудь Белоглазая - древний мифический народ русского и коми фольклора;

Гундыр (коми) - имя многоголового великана и дракона в миф-и Коми;

эскапада - проделка, выходка;

лов, орт (коми) - две формы души в миф-и Коми;

лихо (устар.) - зло;

Зарань (коми) - младшая дочь Ена, заря;

руны - древняя письменность;

пасы (коми) - знаки письменности Коми, руны;

Шонди (коми) - имя солнца;

Гиперборея - легендарная северная страна у древних греков;

Юкся и др. (коми) - коми-богатыри;

мифрил - вымышленный чудо-металл для плетения кольчуг;

Лоухи (финс.) - королева ведьм у финнов;

дщерь (устар.) - дочь;

рагнарок (сканд.) - гибель Богов и всего мира;

миро - благовонное масло для некоторых христианских обрядов.

(октябрь - ноябрь 2024 г.)