Джыдыр-Дюзю 0/10

Дорога от Ханкенди, змеясь и петляя среди покрытых пышным кустарником скал, вела наши автобусы всё выше и выше в горы, с каждым поворотом приближая мгновение встречи с Шушой. Вот уже крыши ханкендинских зданий остались глубоко внизу, а наши экскурсионные автобусы всё ещё продолжали медленное, но безостановочное восхождение.

Участники Форума азербайджанских ученых, проживающих за рубежом, кто с нетерпением, кто с нескрываемым волнением, кто с любопытством дружно вглядывались в автобусные окна, следя за дорогой. И всё-таки Шуша возникла для большинства из нас внезапно! Почти тут же автобусы остановились, и мы дружной толпой высыпали наружу возле гостиницы, в которой нас ожидал обед! И не только!

Там же, в гостинице, всем нам предстояла интереснейшая встреча с ректором Карабахского университета Шахином Байрамовым и сотрудниками возглавляемого им высшего учебного заведения. Ректор рассказал нам о перспективах университета и устремленности в будущее карабахской молодёжи, о надеждах и проектах, о спокойной уверенности в достижении результата. Безусловно, поддержка ведущих азербайджанских учёных, работающих за рубежом, ещё окажет своё благотворное влияние на знания и умения питомцев карабахского университета! В этом никто из нас даже не сомневается!

Поблагодарив уважаемого ректора за увлекательный диалог, мы, наконец, направились в город.

“Музыканты и поэты ближе всех к Богу”, - часто повторял великий сибирский писатель – фронтовик Виктор Петрович Астафьев, с которым я был знаком много лет и не единожды общался, человек, написавший не только “Царь – рыбу” и “Васюткино озеро”, но и роман о пережитом на страшной войне – “Прокляты и убиты”.

И вот я стою возле трёх уникальных восстановленных памятников - композитору Узеиру Гаджибейли, поэтессе Натаван и певцу Бюльбюлю, людям, до конца своих дней воспевавшим любовь ко всему живому. Здесь, на родной земле, в городе, где они когда-то родились и выросли, их памятники – вот эти самые восстановленные сейчас памятники были зверски расстреляны, искорёжены и вывезены на металлолом. За что? Знаю лишь одно: люди, калечащие памятники музыкантам и поэтам, лишают себя права называться добрыми людьми…

Я видел руины домов Натаван и Гаджибейли. В них не попала бомба. Руинами их сделали воры, я не буду называть их нации, у тех, кто расстреливает памятники музыкантам и поэтам, и ворует старые оконные рамы, кастрюли и ночные горшки - нет и не может быть никакой нации.

Ополоснув лицо в роднике, я направился к крепостным воротам Шуши. Мои коллеги в большинстве своём уже прошли сквозь них и делали радостные фотосессии на другой стороне старинной крепостной стены, а я со своими натруженными диабетическими ногами сильно отстал от них. К тому же земная поверхность вблизи ворот была настолько неровной и скалистой, что моя пешеходная скорость упала почти до нуля. Было очень непросто одновременно передвигать ноги и следить за своим равновесием на скалистой и крайне неровной почве.

Внезапно чья-то нежная, но уверенная рука взяла меня под локоть и начала поддерживать. Я не знал ни как зовут эту молодую женщину, ни кто она, но она спасла меня тогда от весьма вероятных неприятностей, например, от случайного падения на камни, отполированные временем и сотнями тысяч ног.

Её помощь была совершенно бескорыстной, вызванной искренним сочувствием ко мне. Мы говорили на родном азербайджанском языке, и я позволил себе рассказать госпоже Гюльханым (такое имя она назвала) о некоторых событиях моей жизни, сделавших для меня поездку в Шушу не простой экскурсией стороннего человека, а в некотором смысле символичной и долгожданной.

В ноябре 20 года, когда наша армия штурмовала Шушу, я находился в Сибири и попал в лапы полицейского. У меня была при себе пенсионная проездная карточка с моими именем, фамилией, фотографией и местом рождения, но не было паспорта. Сержант вцепился в меня и поволок в полицейский участок. То, что его фамилия была Джоноян, я узнал позднее из протокола. У меня - диабет, ноги мои тогда были воспалены, мне нельзя было в тот момент не только стоять продолжительное время, но и просто долго находиться в тесной обуви. Однако ни Джоноян, ни его коллеги не отпускали меня: они якобы проверяли мою личность по базе данных, проверяли много часов, намекая на то, чтобы я назвался русским, буквально настаивая на этом, мол, тогда мы сразу тебя отпустим, а я продолжал упрямо повторять, что я азербайджанец... Понимаете, ни ради чего не могу отречься от отца и от матери, нельзя отрекаться, я – тюрок и останусь им, даже если меня калечат…

И вот я, написавший год назад стихотворный дастан “Харыбюльбюль” об истории нашей Родины, впервые в жизни нахожусь в Шуше!

Есть в южной части Шуши равнинное урочище под названием Джыдыр-Дюзю, по–азербайджански пишется “Cıdır düzü”, приблизительный смысловой перевод – “поле для скачек”. Во времена Карабахского ханства здесь дважды в год традиционно на протяжении нескольких сотен лет проходили скачки на знаменитых лошадях карабахской породы. Здесь же традиционно народ отмечал праздник весны Новруз, другие праздники, проводилась игра човган – древняя восточная конноспортивная командная игра – прародитель современного конного поло. Просторное горное плато в девятнадцатом и двадцатом веках стало излюбленным местом пленэрной живописи для художников, создающих картины не в мастерской, а на природе, служащей основой постижения натуры в её естественном освещении. Открывающиеся с Джыдыр-Дюзю горные виды действительно великолепны!

Здесь же проходили литературно-музыкальные собрания и фестивали, ярмарки и официальные праздники. С мая 1989 года по 1991 здесь проходил музыкальный фестиваль “Харыбюльбюль”, возрождённый с 2021 года после освобождения Шуши.

Я рассказал уважаемой Гюльханым, пока она провожала меня под руку к автобусу, о моей давней с ноября 20-го года тайной смешной мечте, которой я не делился прежде ни с кем: подняться на горное плато Джыдыр-Дюзю и пройти по его траве босыми ногами. Может быть, тогда ноги перестанут болеть так, как болят все эти четыре прошедших года? Конечно, наивно так думать, но где вы видели поэта, не верящего в чудо?

Госпожа Гюльханым довела меня до стоянки экскурсионного автобуса и пожелала исполнения моей мечты. Вскоре автобус тронулся.

Однако, на этом мои трудности не кончились! Автобус не доехал до Джыдыр–Дюзю, водитель сказал, что склон горы слишком крут для подъёма нашего вида транспорта. И далее нужно было идти пешком. Или не идти? Но что значит не идти, если речь идёт об исполнении мечты? Я пошёл.

Подъём был действительно крут для меня в тот момент. Я снова отстал от всех и еле плёлся. Чтобы сделать хотя бы ещё шаг или два вверх, мне то и дело приходилось останавливаться или опираться о невысокую каменную стену узенького тротуара.

Я уже давно перестал следить за другими экскурсантами и старался смотреть только себе под ноги. Пот заливал мне глаза. В груди не хватало воздуха. Вдруг по ходу моего движения появилась небольшая ровная площадка, отворачивающая влево от подъема, начавшего казаться мне бесконечным! Я повернул влево на относительно ровную аллею. Вдали возвышалось архитектурное сооружение с надписью “VAQİF”. Я догадался, что это – аллея к недавно восстановленному мавзолею поэта Вагифа. Молла Панах Вагиф – был первым визирем Карабахского ханства, известным политическим и общественным деятелем Азербайджана XVIII века, а главное был одним из наиболее выдающихся поэтов Азербайджана, наиболее любимых народом.

  Аллея дала мне небольшую передышку, но следовало продолжать прежний путь на плато Джыдыр-Дюзю, иначе я мог и не успеть подняться до того, как все вернутся к автобусам. Эта мысль подстёгивала меня. И я снова двинулся вверх.

Наверное, это были самые тяжелые метры для меня за последние годы! Когда-то я непринужденно поднимался по скалам, пересекал таёжный бурелом, выбирался из тундровых болотных топей. Инсульт и три шунта в сердце и…увы, былые экспедиционные “подвиги” мне уже не повторить. И всё же потуги мои и старания были не напрасны, они были щедро вознаграждены!

Как только моему взору открылось плато Джыдыр-Дюзю… я увидел впереди Гюльханым – мою прежнюю спасительницу! Далее мы снова шли вместе под руку. Оказывается, она приехала сюда с водителем ленд-ровера, незнакомым мужчиной, которого упросила помочь мне добраться на плато, но похоже, что по дороге они проехали гораздо раньше меня, когда я своим черепашьим ходом ещё никуда не дошёл.

Мы вышли на траву. Я снял обувь, снял носки и пошел по ней босиком, пошёл босыми ногами по Джыдыр-дюзю - без третьего пальца на правой ноге, ампутированного тогда, в 20-м году. Я впервые шел по земле, которой прежде никогда не видел, но за чью свободу пусть невольно, пусть малой, но всё-таки кровью своей - заплатил.

Я иду по Джыдыр-дюзю и улыбаюсь счастливый, и ни о чем не жалею. Я помню слова, прозвучавшие тогда на весь мир: "Шуша, ты свободна!" Они и сейчас звучат в моей душе.

 Гюльханым оставила меня ненадолго, чтобы заснять на видео мне на память прекрасные просторные виды, открывающиеся взорам поднявшихся на Джыдыр-Дюзю. Наверное, мы никогда больше не увидимся с Гюльханым, но для меня отныне Шуша – это она, а Азербайджан – это мои братья-учёные: Масуд – эфенди, Бахтияр-бей, Эмиль-мюаллим, Акиф-мюаллим и ещё, ещё, ещё…мой народ. Родной. Добрый. Умеющий строить, прощать и любить.