Всем – кому поэзия не в тягость 10/10

ПЕРЕЖИВАЯ ЛИХОЛЕТЬЕ

Сжёг все мечты – не сделалось светлей!

Всю душу в мир, как в топку!.. Мрак и стужа.

Хоть ты, тепло хранящая, навей

Заботу тех, кому был дорог, нужен!

И память – шире клеверных полей –

Открылась, как для пчёл усталых улей;

В ней греюсь я надеждой лучших дней,

Не вороша перегоревших углей.

И облекает памятный очаг,

Теплом не обезличенным и долей;

Оттаивают дали на очах –

Куда… Да, хоть подкидышем – в подоле!

Мечты, мечты! – чай с мёдом на столе;

Зори крещенской леденец хрустящий…

Сжег все мечты – теплей не стало мне…

Спасаюсь только верой настоящей.

* * *

Стихает публицистика стиха

И ложный пафос глохнет близ опушки…

Бежит душа подальше от греха

Под своды покосившейся церквушки.

Колоколов пасхальный перезвон.

Лягушачьих концертов недокучность…

Всему и вся – и время и резон!

И облаков предгрозовая кучность

Не в тягость… К месту всё – и по душе:

И жизнь – вопрос, и смерть – загадка жизни…

И, вроде бы, всё сказано уже,

Но несказанность осеняет мысли.

Вновь за стихи берёшься, как за гуж,

И тянешь в гору, критикам не внемля,

(Кривляющимся: «Дюж или не дюж?»)

На твердь любви израненную Землю.

* * *
Просто повезло, что лгать не надо!

Всё, что любо мне – навек моё!..

Чудом, не являясь клептократом,

Я имею всё, чем упоён!

И не фигурально – без гипербол,

Прописную истину пою:

Что в любви быть можно только первым!

Я единствен в том, чего люблю!

Я люблю – лишь это вдохновляет!

Я люблю – и это дарит жизнь!

Я люблю – любовь приумножает,

А в беде внушает: брат, держись!

Я люблю!.. И все, что сердцу любо,

Согревает душу в смутный час...

Я люблю – повечностно! сугубо!

Каждого, не лгущего, из вас!

ЛЮБОВЬ

Луга-любовь, река-любовь, и роща,

Которая не может без любви

И дня прожить... О нет, она не ропщет,

Умея каждым мигом дорожить!

Любовь-луна, заря-любовь, и звезды-

Любовь, неугасимые вдали,

Нам сообщают: "Никогда не поздно,

Мир возлюбив, направить корабли

Туда, откуда к вам приходят сказки,

И песня колыбельная летит

Из горенки, цепляясь за салазки,

Чтоб спетой став, на цыпочках уйти,

Туда, где шёпот штор, велевших ветру

Единым жестом гонор свой унять,

Чтоб в закутке-любовь... любовь окрепла,

Умеющая верить и прощать".

* * *

Идет мальчонка в сумерках за мамкой,

И плачет горько-горько — не навзрыд,

Так плачет только тот, кто наизнанку

Всю боль свою... До дна души открыт.

Да что там дно?!.. Дна нет! Пучина горя!

Мать впереди — подчеркнуто строга.

Испуганное эхо будит дворик

И падает сочувственно в снега,

Знать, поскользнувшись... Зябкая картина!

Смотрю, не зная, как (кому) помочь?..

Сам с ближними порой, как сиротина,

Дитя-дитем, а на пороге ночь.

И жизнь суровей с каждым днем и строже.

Но вспоминая мамины шлепки,

Я начал видеть в них любовь... О, Боже!

Незримый, Боже, как мы далеки!..

* * *

Ключ журавлиный вклинился в зарю

И отворил заветные пределы...

И приоткрылось все, что я люблю,

Что сделать мог, но в суете не сделал.

Еще не Суд, но суть вещей видна.

И Воля есть понять – что должно людям:

Вся жизнь, как неизбывная вина,

И всяк живущий на земле подсуден.

Нет ни одной причины ликовать,

И почивать на лаврах рановато,

Твердя: "На то и жизнь, чтоб уповать,

И верить в обратимые утраты!"

И журавли курлычут за чертой

О том, что живы умершие звезды, –

В годины тьмы укажут путь домой,

О вечной жизни намекнув серьезно.