ИЗ КОНЦА В КОНЕЦ СВЕТА 10/10

Всемирно известный испаноязычный поэт и эссеист Эдуардо Эспина родился в уругвайском Монтевидео, но проживает в Техасе. Считающийся одним из самых важных и оригинальных поэтов испанского языка, он опубликовал дюжину сборников стихов и эссе. В 1998 году Эспина получил Муниципальную премию поэзии, самую важную поэтическую премию в Уругвае - за книгу Deslenguaje. О его поэтических произведениях написаны докторские диссертации, опубликованы обширные научные статьи в престижных академических журналах. Испанский лингвист Энрике Маллен опубликовал книгу Con/figuración sintactica: poesía del deslenguaje (Сантьяго-де-Чили: 2002), всестороннее исследование поэзии Эспины, а также Poesía del lenguaje: de T.S. Элиот и Эдуардо Эспина (Мехико: 2008 г.). Поэзия Эспины изучается в университетах Латинской Америки, Европы и США, а его стихи частично переведены на английский, французский, итальянский, голландский, португальский, немецкий, албанский, китайский, хорватский и русский языки. Он включен в более чем 40 антологий международной поэзии. В 1980 году Эдуардо Эспина стал первым уругвайским писателем, приглашенным для участия в престижной Международной писательской программе Университета Айовы, и с тех пор проживает в США, работая сейчас профессором Техасского университета. В 2010 году он получил стипендию памяти Джона Саймона Гуггенхайма. В 2015 году Arte Publico Press опубликовала его книгу «Состояние Милли Ванилли: очерки культуры в новом тысячелетии».

В 2019 году Эдуардо посетил столицу Азербайджана город Баку в качестве участника IV Евразийского литературного фестиваля фестивалей и по его итогам был удостоен серебряной медали “Fourth Eurasian Literary Festival of Festivals”. Тот фестиваль стал памятным и для меня: на сцене концертного зала Центра Гейдара Алиева во время награждения мы стояли рядом.

С той поры мы дружим и переписываемся вот уже почти пять лет. Свой рассказ «Поэзия другого конца света», повествующий о впечатлениях уругвайского литератора о днях, проведённых в Баку, и свих ощущениях от города и его застывшей в камне истории, он прислал мне давно. А когда он узнал от меня о готовящейся книге, то напомнил о своем рассказе и выслал его снова. С удовольствием выношу на суд читателя строки своего друга. Тем более, что некоторые эпизоды его повествования могу подтвердить, как их свидетель и участник. Например, долгая беседа с греческим поэтом Коукисом происходила в моём присутствии и даже с некоторой долей моего участия. На одной из памятных фотографий мы запечатлены именно в тот вечер. На фото у нас обоих прекрасное настроение, поскольку мы только что утолили свой голод после длительных дневных литературных фестивальных заседаний, о чём Эдуардо предпочёл не упоминать в своём рассказе…

«Поэзия другого конца света»

В Азербайджане нет уругвайского посольства, но Луиса Суареса и здесь знают всюду.

Около трёх часов утра после трансконтинентального перелёта, время от времени казавшегося мне бесконечным, после 45-тиминутной поездки в автобусе от аэропорта до отеля с видом на Каспийское море, когда я, наконец, вхожу в свой номер, я осознаю, что наша Планета – не такой уж и крошечный населённый пункт, как пытаются нас убедить те, кто уже воображают себя будущими галактическими туристами, готовыми ринуться в космическое пространство.

Перелёт в Баку изначально представлявшийся мне чем-то вроде переезда на другую планету, на деле оказался всё-таки перемещением по нашей планете, ибо и здесь есть церкви, механические мастерские, аптеки, такси на выходе из терминала аэропорта, Макдональдс, люди, переходящие улицу при переключении светофора. и международные сети отелей, где гостей встречают так же одинаково радушно. Меняется только ракурс взгляда и местные приоритеты (акцент), а в остальном – всё то же самое. Следовательно, признаться себе в том, что чувствую себя совсем уж в ином измерении я не мог.

Итак, на следующий день или на день следующий после следующего, короче, не знаю я на какой день, потому что время в Баку – не климат, а хронология, настолько доверяющая собственным качествам, что позволяет путешественнику раствориться и исчезнуть в часах, свободно перетекающих в дни и недели, уклоняясь от точных дат и диктатуры календаря. И я, не представляя себе какой сегодня день, становлюсь другим, не переставая оставаться прежним, и брожу по городским улицам, совершенно забыв о предупреждениях, полученных мной перед дорогой относительно того, что Азербайджан может быть опасным местом из-за присутствия исламских фундаменталистских групп, которые не слишком благосклонно относятся к западным туристам.

Я не чувствую здесь ничего подобного, шагая по широким или узким улицам, и даже по переулкам, где отовсюду появляются арабы (Это не арабы, хотя они, конечно, приезжают сюда, но местного азербайджанского населения несравнимо больше. Э.А.) желающие продать мне ковры, шелковые женские шарфы, пары балгхов, варенья, хиджабы и чистые вещи, мёд, содержащий соты, пока не куплю две баночки, потому что говорят, что мёд с азербайджанских гор (вот именно! Мёдом с азербайджанских гор арабы не торгуют, талыши, таты, лезгины, азербайджанцы, местные народы, но не арабы. Э.А.) один из лучших по своим лечебным свойствам. Я непременно должен что-то купить и от чего-то излечиться. Однако мое восприятие новой реальности меняется ночью, в силу сложившихся обстоятельств.

Проговорив почти два часа с греческим поэтом Христосом Коукисом, инженером-строителем, который занимается строительством аэропортов и который также был приглашен на так называемый Фестиваль фестивалей, около часа ночи я собираюсь подняться в свою комнату. Вдруг откуда ни возьмись появляются двое крепких бородатых мужчин, одетых в серые туники, они входят со мной в лифт и тут же с недружелюбными выражениями лиц спрашивают: откуда я приехал. Возможно, из-за накопившейся усталости, поскольку мое тело не находилось в горизонтальном положении более 26 часов, я кожей чувствую, что мое выживание зависит от моей реакции, независимости от какой-либо связи с идеологическими установками Исламской Армии. «Из Уругвая», — отвечаю я. И тут внезапно угрожающие выражения их лиц трансформируются в удивленные взгляды и возгласы: «Уругвай!, Кавани, Суарес, Форлан, Рекоба!»

Футбол в стране, откуда я родом, гарантировал мне жизнь и свободу. Я чувствую, что у меня появилось два новых друга. Впрочем, в своем одиночестве, как уругваец, я всё-таки чувствую себя в большей безопасности, чем с двумя мощными телохранителями.

По божественному промыслу (это почти единственное объяснение, которое я могу предложить) – футбол – великое наследие уругвайцев, которые даже в стране, которая, кажется, находится там, где наступает конец света, ассоциируются с тем южным крошечным клочком земли, где многие очень хорошо пинают мяч. На следующий день я вижу, что лицо Луиса Суареса повсюду. Он появляется на уличных плакатах, рекламирующих Beko, турецкую марку бытовой техники. продается в этом отдаленном месте (настолько отдаленным должен быть Уругвай для азербайджанца), которое также является частью глобального мира, в котором люди стирают (и сушат) одежду, смотрят телевизор, имеют тостер, блендер, не могут жить без микроволновой печи и пользуются холодильником, поскольку современная жизнь сделала культ из охлаждённых продуктов и напитков.

Лица Суареса и Месси в состоянии перманентной улыбки – не единственное, что бросается в глаза, проходя мимо. Видимая реальность Баку может предложить вещи гораздо более красивые. Выбранного посетителем ракурса достаточно, чтобы распознать очевидные места, которые остаются загадочно тихими, совершенно безразличными к шуму транспорта и пробкам, словно в этой исключительной тишине здесь и сейчас некие таинственные существа нашли правильный способ сделать город другим…

Дело в том, что несмотря на три миллиона жителей, Баку по-прежнему хранит в себе некую глубокую тайну, пространство, которое демонстрирует свои безмолвные метаморфозы, только когда я передвигаюсь по его улицам пешком, меняя кварталы и районы.

В зависимости от того, где вы находитесь, город меняет свой облик, и моё восприятие реальности. Есть городские районы, которые кажутся прилегающими к мадридской улице Гран-Виа, другие легко могут сойти за копию 14-го округа Парижа (на мгновение мне даже казалось, что я нахожусь где-то неподалёку от метро Денферт-Рошро, станции возле кладбища Монпарнас и могилы Хулио Кортасара), а есть также несколько районов, обреченных оставаться послами советской архитектуры, чья эстетическая бедность, почти полное отсутствие воображения воплощает в себе остатки мертвой, законченной идеологии. Всё, что когда-то произошло, продолжает жить проступающими деталями.

В этой смеси эрзац-реальностей, нашедших место в мире, где они совпадают, существа и здания словно разговаривают с теми, кто видит их впервые, заставляя их почувствовать, что есть нечто, что не принадлежит никому и это навсегда. Освобожденная от вины – насколько это возможно – история Азербайджана предупреждает, что в следующий раз подобное уже не повторится. Хранящееся по отдельности во вчерашнем дне времен, может оказаться на сутки старше и всё же остаться прежним. В то время как полуденный свет приносит некие кодированные послания, предназначенные только для дня сегодняшнего, где все внезапно обретает смысл, я чувствую, что Баку способствует тому, чтобы избежать того, чем мы были прежде. Прошлое — это компас, который может привести вас куда угодно, поэтому лучше верить только в то, что будет дальше.

Возможно, это один из захватывающих аспектов жизни азербайджанской столицы – дневной свет, не давая места ностальгии, радикализирует свое воздействие между 10 утра и пятью часами дня, находя своё отражение в интенсивной ясности, которая отражается в водах Каспийского моря. То нечто, во которое можно верить, делая рутину рабочих дней терпимой. Это неплохое место, чтобы жить и забыть о менее периферийном мире, расположенном в нескольких часах лёта, откуда приходят ночные новости, считающиеся главными. Счастье освещенных дней и бакинских закатов, гаснущих с медлительностью огня вдали, - это новости вечной значимости, которым быть не в вечерних новостях дня, а в поэзии грядущего послезавтра». . .

Эдуардо Эспина