ХЛЕБНИКОВ И БАКУ 10/10

Король Времени, Председатель Земного Шара, Создатель «звёздного языка» и около 10 000 новых слов, поэт Велимир Хлебников 27 октября 1920 года был зачислен лектором в бакинскую школьно-библиотечную часть политпросвета Волжско-Каспийской флотилии. Одновременно он становится сотрудником Бакинского филиала Кавказского отделения Роста – Российского телеграфного агентства. Первый свой адрес поэт указывал как улица Баиловская, общежитие. Второй - более конкретно: улица Милютинская, дом Соединённого банка. Для справки: улиц, с названием «Баиловская» в Баку было восемь, различались они по номерам: Баиловская 1-я, Баиловская 2-я, Баиловская 3-я и так далее. 13 апреля 1921 года он получает право выезда в Персию и 14 апреля на судне «Курск» прибывает в иранский порт Энзели. Всё, что находится между 27 октября и 13 апреля – время, проведённое Хлебниковым в Баку. По утверждению Татьяны Владимировны Толстой, его бакинской знакомой, свои стихи он читал тихо и конфузливо и потому особого эстрадного успеха иметь не мог.

Хлебников воспринимает Баку так своеобразно и точно, как никто ни до, ни после него этого не прочувствовал. Он пишет: «В стране огней — Азербайджане — огонь меняет свой исконный лик. Он не падает с неба диким божищей, наводящим страх божеством, а кротким цветком выходит из земли, как бы прося и навязываясь приручить его». Краткое пояснение: ойконим «Баку» соответствует своей древней форме и прошёл сложный путь видоизменения, являвшийся следствием исторических факторов. Византийский автор первой половины V столетия Приск Панийский, описывая путь, ведущий из Скифии в Мидию, сообщает о «пышущем из морского камня пламени» близ Баку. Историк VIII века Гевонд, описывая события в Кавказской Албании в связи с нашествием хазар в 730 году, упоминает разрушенную ими область Атши-Багуан. Выдающийся азербайджанский историк Сара Ашурбейли отмечает, что слово Атш (искажённое от Атеш) означает «огонь»; название Атши-Багуан трактуется как «огни Багуана», и речь здесь идёт именно о Баку; само же слово Багуан уходит корнями в зороастризм и происходит от слова бага, которое в ряде древних языков означает «солнце», «Бог».

По версии П.И. Тартаковского относительно произведений Велимира Хлебникова бакинского периода «ассоциации, связанные с деталями и явлениями вещного ряда …имеют определенное внутреннее наполнение и содержание и представляют собой разнообразные и многочисленные метафорические вертикали, соединяющие землю и небо (или море и небо) — “низ” и “верх” того объемлемого взглядом пространства, которое одновременно выражает и статику, и динамику: и лик Баку, и реалистическую символику его тяготения к высоте, его движения ввысь.» Самое древнее и самое известное архитектурное сооружение в Баку – Девичья Башня. Дизайн башни отчётливо выражен в её внешнем виде: земная половина нижней части башни представлена обычной плоской каменной кладкой, в то время как верхняя, ребристая, во все времена бывшая наиболее примечательной и характерной особенностью Девичьей башни, олицетворяет собой небесную половину. Земля и небо, нечто изначально устремленное вверх. И Хлебников заметил это, по крайней мере, может быть, неосознанно, но его поэтический гений прочувствовал Баку!

Исследователи хлебниковского творчества утверждают, что не находят никакого внутреннего смысла во второй части слова «Бакунина»: «Баку! Бакунина Нины уход …» Между тем, в отрывке из «Досок Судьбы», где Хлебников писал о своей жизни в Баку, есть такое воспоминание: «...В ушах неотступно стояло что если бы к нам явилась Нина, то из города Баку вышло бы имя Бакунина». То есть, очевидное, связь первых двух слогов в имени города и в фамилии человека видят и слышат все, а того, что «нина» - значащая часть истории города не чувствует никто… кроме поэта!

Имя Нина – кровно и многократно связано с историей города: «Бакинское женское учебное заведение Святой Нины» было открыто в Баку 26 октября 1861 г. Это одно из самых старых учебных заведений Баку и самое старое женское учебное заведение. Также «Нина» - конспиративное название подпольной бакинской типографии, печатавшей газету «Искра» и другие марксистские издания с июля 1901 по январь 1906 года. Прекратила работу по решению ЦК РСДРП. И, кстати, Нина – это имя героини популярнейшего романа «Али и Нино», львиная доля которого происходит с 1910 по 1920 годы именно в Баку!

«Когда я жил в Баку, в стране огня» вспоминает поэт в «Досках Судьбы». «Жил сосен бор, башен мир…» пишет он в другом отрывке о Баку, предвосхищая время, когда по всему полуострову будут расти сосновые рощи, а над городом из ветра и огня возникнут «Пламенные башни» - три бакинских небоскрёба, внешним видом напоминающие три языка пламени!

О хлебниковском сосновом боре его бакинских стихов: впервые ныне повсеместно известная бакинская сосна была описана в 1880 году ботаником Я.С. Медведевым на основе образцов, собранных лесничим Л. Ф. Млокосевичем в Эльдарской степи. Тогда Медведев назвал её «сосна морская». Сейчас она называется эльдарской и присутствует по всему Апшеронскому полуострову. Кстати, написанный поэтом позднее отрывок «Железное перо на ветке вербы», завершается строками о том, что «из начальных звуков Баку и Москвы вышло “бом” — подражание удару колокола».

Как выглядел поэт в Баку и кого напоминал внешне? «Худой, светловолосый, с таким взглядом, словно он смотрит сквозь собеседника - он действительно выглядит как юродивый» (Андрей Аксёнов журнал Юность декабрь 2020). «…это был громадный, взрослый ребенок или полусвятой бессребреник, за которым был нужен постоянный уход», - делится впечатлениями о нём А. Бородин в газете «Бакинский рабочий» 16 июля 1922года. «Косматый, лохматый, немытый, с длинными нечёсаными волосами, со спутанной бородой, высокого роста — он показался мне необычайным. Было что-то в нём детски-трогательное, средь всех кругом себя выпячивающих он один был воплощением начала полного забвенья себя… Больше всего походил он на дерево (был он строен, хотя и сутулился)», - пишет о нём М.С. Альтман.

На мой взгляд, исходным для внешнего образа поэта служит его внутренний творческий мир. Основой же его в случае с поэтом является язык. «Краеугольный камень заумного языка Хлебникова – звук. Именно на нем поэт основывал свою «науку словотворчества», которая, конечно же, не следует сложившимся лингвистическим законам, а изобретает собственные. Звук был выбран ключевой категорией неспроста: по мнению поэта, звуки в целом не имеют определенной принадлежности к какому-либо языку. Следовательно, именно они могут стать базой для создания мирового, всеобщего языка». (Катерина Белаш. Журнал Prosodia июнь 2022) Не следует забывать о том, что Хлебников возник из среды орнитологов, и птичий язык для него так же естественен, как и человечий. В юности он участвовал в орнитологических экспедициях и даже в открытии нового вида кукушки.

«Пинь, пинь, пинь!» — тарарахнул зинзивер.

О, лебедиво!

О, озари!

Это для кого-то из нас, непосвящённых, хлебниковское «пинь» может ничего не значить в смысловом отношении. Для Хлебникова, безусловно, значит. И если М.С. Альтман сравнивает поэта со стройным, но сутулым деревом, то я нахожу в нём гораздо больше ассоциативных связей с образом птицы среди людей. Подтверждение своей версии нахожу у того же Альтмана, отметившего «Вспоминаю и изумительное слово Лидии Вячеславовны о том, что, когда вглядишься в недра человека, оттуда выплывет такое странное чудовище, нечто уму непостижимое, как, например, Хлебников». Имеется в виду дочь Вячеслава Иванова, который в этот же период жил и преподавал в Баку. «Чудовище» в данном случае не нечто жуткое, а аллегория всему, что не совсем человек. Сам Иванов по воспоминаниям Татьяны Толстой «…постоянно о нём заботился, даже отбирал жалованье на хранение и выдавал по частям на необходимое (причём неизменно ещё прибавлял от себя) — ибо Хлебников то терял деньги, то раздавал нищим, то голодный накупал на все деньги сластей.

Однажды мы были втроём с Хлебниковым и ещё с кем-то, не вспомню. “Кто-то” глядя на Велемира говорил, что услышал новое стихотворение Хлебникова. Вячеслав Иванов обнял его, расцеловал и сказал:

— Хлебников, вы ангел!

Хлебников молчал, моргая, но видимо был рад».

Что общего есть у птиц и ангелов? Крылья!

Образ Хлебникова – птицы неоднократно присутствует в воспоминаниях бакинки Ольги Самородовой: «Астроном нападал. Хлебников терял свой отсутствующий и равнодушный вид и защищался, нахохлившись, словно большая птица, спасающая детёныша». В пустой, нетопленой, прохладной комнате, укрытый куском расписного холста, очевидно декорации, спал Хлебников. Кроватью ему служили три ящика. Один из них — клетка из-под кур — был набит его рукописями». На мой взгляд, это скорее символическая яйценоска для рукописей, чем клетка для кур (Э.А.).

Ещё один не ярко выраженный «птичий» пример из воспоминаний Самородовой: «Я его впервые увидела в Бакинском университете. Мы оба стояли в очереди за студенческим пайком. Паёк был убогий, но стоять за ним приходилось подолгу. Как попал Хлебников в студенты, я не знаю. Думаю, что паёк этот ему устроил Вяч. Иванов, который работал в это время в университете. Мне особенно запомнилась крохотная шапочка на густой гриве нечёсаных волос и большие, какие-то непристроенные руки, торчавшие из коротких рукавов серого, не по росту маленького пальто. Он стоял спокойно и безучастно, не обнаруживая смущения, хотя студенческая публика довольно бесцеремонно обозревала его. Он только сутулился и смотрел всё время мимо.» Сутулиться и смотреть всё время мимо – это, на мой взгляд, не дерево, а смущённая серая цапля на болотах…

Его поведение кого-то потешало, кого-то возмущало, но почти никогда не оставляло равнодушным. Наверное, именно такому образу поэта я посвятил стихотворение:

Над ним потешаются часто -

Доверчивым, словно дитя,

А он… улыбается счастью,

В распахнутом небе летя.

А он - всё как будто не слышит,

О чём они снизу кричат.

Всё выше и выше, и выше

Парит его медленный взгляд,

Туда, к небывалому свету,

Где звёзды вблизи и вдали,

Где то, что открылось поэту,

Никто и не видит с земли.

И, таки да! Баку – город любви! Велимир Хлебников влюбился по уши в девятнадцатилетнюю художницу, сотрудницу Бакинского филиала Кавказского отделения Роста Юлию Степановну Самородову, младшую сестру Ольги Степановны, оставившей нам воспоминания о поэте. По свидетельству С. Старкиной (Старкина София Вячеславовна.

Молодая гвардия, 2007 г., ЖЗЛ, Велимир Хлебников) «Довольно скоро Хлебников влюбился в младшую сестру Юлию. Их стали часто видеть на бульваре, где они медленно прогуливались, причем видно было, что им обоим прогулки доставляют огромное удовольствие. Юлии Самородовой Хлебников посвятил несколько стихотворений...»

Благодаря одухотворённому рисунку поэта Сергея Городецкого мы можем и поныне любоваться образом юной возлюбленной Велимира Хлебникова – образом Юлечки Самородовой. Именно вслед за ней поэт, едва вернувшийся в Баку из персидского похода в конце июля 1921, направился в северокавказский Железноводск, куда за время отсутствия Велимира в Баку переехала на свою дачу семья Самородовых.

В воспоминаниях Хлебникова Баку навсегда остался городом его любви. Он писал об этом в Астрахань родителям, признаваясь им в том, что хотел бы остаться жить на Кавказе.