В одном северном городе 10/10

В одном северном городе, где я прохлаждался полгода,

начиная с угрюмого, как и я, промозглого октября

и до конца такого же марта (собственно говоря,

там и в зимние месяцы тоже стояла погода

того же по-бабьи слезливого, ветреного рода),

серое небо висело, как скомканное сукно,

даже и снега не было, и я полгода хандря,

просыпался и уезжал на работу затемно,

а возвращался, когда уже было темно.

.

Итак, в этом городе, о котором я обязательно

расскажу как-нибудь подробно, и описательно

обо всех бесчисленных Кристианах и Фредериках,

об этих великих, голубями обдристанных горемыках,

с воинственно-гордым видом сидящих на лошадях,

пристально вдаль глядящих на всех площадях,

как будто мечтающих о грядущих блицкригах,

хотя для них уже всё это будущее прошло,

(впрочем, и для меня тоже, если на то пошло).

.

Итак, в этом городе, в стране высокого уровня быта,

великолепных дворцов и высокого уровня суицида,

тошнее всего бывало после праздников и выходных,

проведённых в компании ненужных и неродных,

случайных знакомцев, фриков и собутыльниц,

о, нимфа, дева Похмелия, помяни в молитвах меня

в объятьях неласковых (умереть, уснуть) схороня

бездомного обитателя чужих городов и гостиниц

в странах, где небо, как скомканная простыня.

.

Итак, по утрам я ехал по направлению к северу

зелёного острова, в это время довольно серого,

в административно-техническое здание банка,

от моей гостиницы километрах в тридцати пяти,

кстати, странно, что Магнусами там звали почти

всех коллег моих программистов, кроме Франка,

(он был gruppeleder наш), порой я сбивался с пути,

ни о чём-то таком задумавшись, Франк прости,

и доезжал-таки снова до того самого замка.

.

Кстати, здесь некий принц, как и я, брюзгливый,

сумрачный и суровый, как всегда в конце ноября

бывает вода четырёхкилометрового пролива,

где встречаются, кстати или некстати, моря,

одно холодное, другое студеное, так ли, не так ли,

стоял ли здесь этот парень, в кулак, как и я, куря

под зимним дождём, на промозглом ветру, в плаще,

или не ставил этот задумчивый тип спектакля

под названием ‘мышеловка’ ни здесь, ни вообще.

.

Впрочем, к чему это я вспоминаю, не знаю,

почему среди этих грозных и унылых картин

вместо полезной деятельности дурака валяю

без каких бы то ни было рациональных причин,

околевая в бесчеловечности зимнего календаря,

себе нелюбимому говоря, что всё вообще зазря,

или, как сказал бы один депрессующий господин

в не шибко успешных попытках рационализации

абсурдного: ‘есть многое на свете, и кроме рацио’.