Автономная сага 10/10

К двадцати пяти годам Степанов объездил СССР,

умудрившись ни разу не побывать в Биробиджане,

который стоял в трёх часах езды от Хабаровска.

Слухи про Еврейскую автономию ходили разные.

Одни звали столицу ЕАО не иначе, как Хитроград,

завистливо добавляя при этом: "Живут же люди!"

Степанов евреев никогда не видал — маца? пейсы?

Степанов приехал работать в Биробиджан в 93-м.

Приехав в первый раз, он сильно разочаровался.

Деревянные бараки, лютый мороз, речка у сопки —

так себе городишко, "на рупь на двадцать"...

Народ — да, народ здесь жил весьма специфический.

На рынке все общались как в Одессе на Привозе:

— А шо ваша курочка такая синяя? И давно умерла?

— Ой, я вас умоляю, у нас товар первый сорт!

В перестройку Биробиджан возжаждал суверенитета.

Местной "мишпухе" до дрожи хотелось самостийности,

"княжить и володеть", не чувствуя себя униженными

необходимостью то и дело мотаться в краевой центр.

В тридцатые все ехали в Еврейскую Автономную Область,

чтобы строить полноценное национальное государство.

Но даже в самые лучшие годы доля титульной нации

никак не хотела превышать пяти процентов —

через год-два переселенцы дружно убегали кто куда. 

Под болотами ЕАО лежала вся таблица Менделеева,

но в России всё всегда и везде только с виду так просто.

Чиновничья Москва ржала над усилиями провинциалов,

пытающихся отделиться, чтоб непременно разбогатеть.

А дальше всё случилось по старой формуле Карлейля.

"Всякую революцию задумывают романтики, 

делают фанатики, а пользуются её плодами негодяи."

Эта странная драма разыгралась на глазах Степанова .

Отец его работал в областной администрации, 

а мать трудилась бухгалтером у того самого человека,

который придумал, как отделить область от края.

Бывший первый секретарь обкома КПСС некто К.

зрил наперёд как истинно государственный деятель —

жёсткий, но справедливый, требовательный к себе. 

Люди благоговели — настоящий коммунист!

Сам К. родился в Приморье, работал на заводах,

местных "реверансов" не любил и блата не поощрял.

К местным родственным играм относился брезгливо,

кумовства не поощрял — хотя наверняка пользовался.

Идея отделить ЕАО от края ему страшно понравилась.

К. задумал устроить свободную экономическую зону.

Это сейчас мы понимаем, что дело предстояло гиблое,

а тогда процесс пошёл на "ура" — пипл хавал всё.

Став председателем Совета народных депутатов ЕАО,

К. включил на полную все свои московские связи,

обаял весельчака Ельцина, и указ по ЕАО был подписан.

"Посмотрим, надолго ли вас хватит," — сказал гарант.

У "бывшего первого" имелись фантастические планы,

согласно которым К. расставил свои фигуры по местам,

назначил преемника, нашёл "ручного" губернатора,

сам вознамерился попасть в народные депутаты СССР,

но проиграл выборы перестроечному горлодёру — 

и с этого момента что-то в его плане пошло не так.

Сейчас, когда прошло время, многое стало понятно.

"Бывший первый" прекрасно видел, что регион умирает,

все расчёты на инвестиции оказались напрасными, 

без господдержки автономная область была обречена,

а у власти оказались не профессионалы, а жулики.

Степанов попал в Биробиджан именно в тот момент,

когда команда "бывшего первого" пошла враздрай,

апостолы вкусили лёгкой наживы и быстро скурвились,

попутно начав совать палки в колёса своему учителю.

К. учредил фирму и занялся природными ресурсами,

пробивал лицензии, квоты, возил иностранцев.

Он сидел в шикарном кабинете и спаивал всех гостей,

попутно выуживая из них всю полезную информацию.

Старые друзья, они же новоявленные иуды, пили,

то и дело засыпая с лицами, разложенными в салатах.

К. грустно взирал на них и горько вздыхал: "Идиоты!"

Водители растаскивали своих подопечных по домам.

Степанов с грехом пополам перевёз семью из Амурска.

Жилфонд в городе был ветхий, строили мало и плохо,

Степанову обещали со временем квартиру получше,

а пока жили так — полы со скрипом, газовая колонка.

В один прекрасный вечер Степанов дремал на диване,

вдруг по квартире пронёсся ветерок, скрипнула дверь,

пробежал кто-то богатый и вкусно пахнущий коньяком 

и вышел, крикнув: "Бегом в машину! Слышишь, бегом!"

Внизу ждала "Волга", К. отвёз Степановых в свой дом,

розовую "сталинку" в самом центре Биробиджана, 

туда, где жили семьи первых лиц города, ткнул в дверь:

"Жить будете здесь! Пятнадцать тысяч долларов!

Что? Только десять? Ладно, потом рассчитаемся!

Люди уезжают, а мне нужны нормальные соседи..."

Так Степанов стал в 97-м соседом "бывшего первого".

К. решал вопросы легко и смотрел на перспективу.

Своих детей у К. не было, взрослый сын Лёва от жены,

К. посматривал на Степановых-младших строго, 

по-отечески грозил пальцем, если сильно шумели.

На три этажа было пять квартир — старой парт-дамы,

нынешнего вице-губернатора с женой, К. и Степановых.

Пятую занимал майор КГБ, лупивший приёмного сына,

оравшего с визгом: "Папочка, миленький, не убивай!"

Степанов часто пересекался с К. в Хабаровске,

тот не гнушался посещать нужных людей самолично,

поддерживал связи, в крае К. уважали, шутили:

"Зачем область отделил?" К. благодушно хихикал.

Как-то случилось Степанову передавать К. бумаги,

тот снял с полки брошюрку, попросил почитать.

"Депрессивный регион в переходный период" —

Степанов прочёл название, пару страниц, зевнул.

К. писал о создании свободной экономической зоны,

которую хотел назвать "ЕВА", вспомнилась его жена,

бледная, худая, вечно болезненная женщина,

страдавшая каким-то неврологическим расстройством. 

"Бывший первый" умер осенью 2008 года, всего в 62.

Степанов не пошёл на похороны, сидел под арестом,

а потом оказалось, что хоронили К. в Приморье —

он так никогда и не признал Биробиджан своим.

Зона "ЕВА" так и осталась несбыточной мечтой К.. 

В итоге на эту приманку клюнули китайские инвесторы,

открыли в одном селе цех по пошиву собачьих шуб, 

в Бабстово где-то в заброшенном сарае делали диваны.

Все это "инвестирование" было потом враз ликвидировано.

Как ни странно, но давать звание "Почётного гражданина"

К. не спешили — началась грязная подковёрная возня,

восемь лет "соратнички" норовили нагадить мёртвому,

мстили "бывшему первому" за моральное превосходство.

Памятная доска получилась на редкость хорошей.

К. смотрел на прохожих со своей печальной улыбкой,

Степанову сразу вспоминалась харизматичность соседа,

перед напором которого легко раскрывались все двери.

Его любили многие, хотя ненавидящих тоже хватало. 

То был человек-корабль, человек-бульдозер,

видеть его среди пьяных мерзавцев было больно,

сколько хорошего К. мог бы сделать для страны.

Доску открывали на доме, откуда в тридцатые годы 

увели трёх первых секретарей обкома

и двух председателей облисполкома.

Она висела, обжигая глаза прохожих немым укором:

"За что же ты так со своими сыновьями, Родина?" 

Остаётся добавить только одно — это правда, 

титульная нация составляет в ЕАО менее процента.

Но как же быть с теми, кто воспитан на идише,

которым до сих пор пропитан воздух Биробиджана?

Наверное, они теперь все чуточку тоже евреи?