Квест для Самохина 10/10

Обе лесные прогулки Самохина не задались.

То ли забыл он дорогу к ягодным местам,

то ли лес не захотел признавать чужака —

а только небо к обеду стало свинцовым на вид,

сыпанул дробно холодный осенний дождик,

настроение испортилось — какое тут гуляние!

Самохин приехал в родное Данилино один,

поселился в старом дедовском доме на отшибе,

быстро привык к мышиным шорохам в подполье,

наколол дров, натаскал вёдрами хорошей воды —

всё вокруг усадьбы было ему понятно и знакомо,

хоть и заросла округа полынью выше пояса.

Деревня теперь стояла на две трети пустой,

приземистая, ветхая и совсем состарившаяся.

День за днём бродил он окрест по голым лесам,

тщетно пытаясь отыскать следы своего детства,

степенно здоровался с местными жителями,

с трудом узнавая в их лицах знакомые черты.

Не поленился Самохин сходить на кладбище,

порадовался обихоженности знакомых могил,

погоревал у свежих, помянул своих дружков —

там-то и вспомнил он про старое захоронение,

найденное им как-то в густом лесу под Рудней

по чистой случайности — в поисках грибов и ягод.

Русскими эти лесные места стали при Екатерине,

а до того пятьсот лет претендовали на них

то Литовское княжество, то Речь Посполита.

С тех пор остались имена смоленских шляхтичей —

Селецкие, Калакуцкие, Кишко-Жирские...

Сам граф Потёмкин родился где-то неподалёку.

У могильной плиты помещицы Кишко-Жирской,

бывшей женой дальнему родственнику Потёмкина,

вспомнил Самохин о заброшенном кладбище,

найденном на горке недалеко от руднянского бора.

Про странное кладбище за много лет позабыли —

сосны проросли сквозь железные кресты и решётки,

утонувшие почти с головой во мху сизого цвета.

Мох проваливался под детскими ногами, как пена.

Самохин вспоминал таблички с именами на латыни:

Карлы, Розы, Марты — немцы? евреи? латыши?

Бабушка говорила, что хоронили там нерусских,

а вот кого и когда — поди-ка теперь узнай.

Самохин выбрал день, взял с собой топор, лопату,

отшагал пару километров — и на тебе, дождец!

Кладбище было уже совсем рядом, подать рукой,

что-то интересное проблёскивало сквозь сосны,

но бродить по лесу вымокшим до нитки не хотелось.

Самохин нашёл местечко у перекрёстка дорог,

решив спокойно переждать природные напасти —

он укрылся под скрещенными кронами сосен,

пропускавших на землю редкие капли дождя,

облюбовал старый пень и уселся перекурить.

Пейзаж был знаком Самохину с самого детства.

Слева внизу виднелась река, за ней деревня,

здесь раньше стояли мельница и деревянный мост,

построенный самохинским прадедом при НЭПе.

Мельницу отобрали, благополучно загубили,

прадед, инженер от Бога, попался на жульничестве,

менял вещи на золото и сдавал в Торгсин —

"стукнули" на прадеда добрые люди,

попал он на карандаш, ушёл по этапу в Юргу.

— Да, короший был человек Иван Николаевич.

Ты головой-то не верти, не верти зазря, мил человек.

Я здесь давно живу, местность караулю, так сказать.

Ты почто сюда припёрся с этакими инструментами?

Трогать мертвецов не надо, оне такого не любють.

Были как-то городские, залезли в пару могилок,

а там свой демон, заморский — страшно закончилось.

Тебе из любопытства? То господские могилы, да.

Здесь на горочке стояло при царе большое имение,

жили бароны немецкие с латышской прислугой.

Дурные крестьяне барский дом спалили дотла,

а бароны добро припрятали, закопали тут, рядом.

Вот и вся история, да. Ты спрашивай, чего надо!

Хочешь, клад тот покажу? Тьфу, письма разные...

Самохин сидел, не понимая — явь это или сон.

Дождь заканчивался, облака расползались.

Невероятное облегчение вдруг приподняло его,

он захихикал, в голове завертелся сумбур,

Самохин пытался связать мало-мальский вопрос,

но только трясся и хрипел, как юродивый.

— Эх, не успели поговорить, ай-яй-яй! Бывает.

Если кто в первый раз со мной пообщается,

то может его вот так до смерти затрясти, да.

А ты подумай о матушке, она болеет у тебя,

Вот, видишь, отпускает понемногу! Ничаво!

Я ведь много чего интересного знаю, да.

Хочешь, расскажу, где поповский клад закопан?

Он у тебя в огороде, под самым носом лежит!

А ещё знаю про твою прабабку интересное,

хочешь, расскажу? Ты сходи на хутор ваш,

что на той стороне деревни в сосновом бору,

там всё сгнило давно, одна малина, рвы да змеи,

под берёзиной откопаешь шкатулку жестяную,

да не вздумай открыть — в мешок и сюда неси...

Струсил Самохин, не пошёл на дедов хутор.

Что и где закопано — пускай там и лежит.

Сколько больше не ходил он на перекрёсток,

но голоса не слышал. Наверное, почудилось.

Перед самым отъездом решил поправить забор,

вынул два столба, а под третьим нашлась нора.

Самохин ткнул туда палкой, полез руками —

с трудом вынулся сгнивший тряпочный свёрток.

Уже догадываясь, что это такое,

Самохин развернул черноту и обомлел —

туда кто-то бережно упрятал иконы и обряды.

Ночью ему приснилось давно умершие люди.

Они смеялись, плакали, ругались, любили,

пили чай у дома под молодыми соснами.

И странный мальчик в косоворотке с ремнём

с весёлым любопытством наблюдал за Самохиным. 

Наутро Самохин проснулся ни свет ни заря,

сунул лопату в мешок и пошагал на хутор.