Школьные хореи. Продолжение 10/10

Мнемозина

Равнодушье правит миром,

Миром выгод и порока.

Ничего тут не попишешь,

Разве песенка споётся –

О всеобщем безразличье,

О бездушье всенародном,

О безмыслии холодном.

Вспоминать устал я юность:

Лица свежие с мороза;

Шубку с тёплою подкладкой,

Тёплой пудры ароматы…

Вспоминать устал я друга,

Что мне друг на расстоянье.

Вспоминать устал я: Память

Изменять с другими стала:

С молодыми-холостыми…

У неё, как жемчуг, зубы,

Рот, как роза под росою,

И глядит она с презреньем

На смущённые морщины.

Касания

Впечатляю я мгновенья

В лист бумаги виртуальной,

В чёрну ночь клавиатуры,

В буквы – звёздочки созвездий

Тыча пальцами, в восторге

Оттого, что возвращаю

Я угасшие моменты

В отдаленье невозможном,

На краю иной вселенной.

Эти звёздочки мерцали

В небе глаз прекрасно-карих,

Бледным утром заходили,

Ночью синей появлялись.

Возникала и улыбка,

Ранней юности улыбка,

Словно роза распускалась…

Лепестки её я гладил,

Целовал росы прохладу,

И ресницы щекотали

Веки юного поэта.

Что осталось мне? – Бумага,

Что не мокнет и не рвётся,

Ночь со звёздами, которых

Можно пальцами касаться…

Печатная машинка

Посмотрите, красота!

Как брюнетка, как блондинка,

Всё поэтом занята,

В сотню кнопочек, машинка.

Всё волнуется, стучит

И кареткою звенит,

Выбивает чудо строки,

Как блондинки, одиноки,

Как брюнетки, хороши, –

Всё тревожится, спешит, –

Потому и не старели

Мои «школьные хореи».

Та же девушка идёт,

И бретели, словно крылья,

Та ж лебёдушка плывёт

По паркету, без усилья.

Держит в рученьке портфель;

Заоконная метель

Крутит перья и ярится,

Словно сказочная птица.

Долго я о ней певал,

Да машинки след пропал…

Прости меня, Пушкин!

Ты прости меня, мой Пушкин,

Что морозною порой

В букинист, по первой вьюжке,

Многотомник снёс я твой.

Выход – год тридцать восьмой,

В золочёном переплёте:

Дух гармонии живой

Заключённый в пыльной плоти...

День за днём, пострел подрос,

Он не школьник шаловливый,

Он поэзии принёс

В мир счастливые мотивы.

Он вселенную прошёл,

Со слезой, влюблённым взглядом,

Он в гармонии нашёл

Сердцу старому отраду.

Но ему порою жаль

Книг в злачёном переплёте.

И томит его печаль,

И тоска в стихах приходит.

Сон

Чёрный мрак меня окутал,

Плотным облаком, на грудь мне

Сон-валун тяжёлый давит.

Но небесная Каллисто

Мне явилась среди ночи,

С неба чёрного спустилась,

Из медведицы косматой

Обратившись вновь царевной.

Говорила мне Каллисто,

Гладя мне виски седые

Пухловатою рукою,

В тесном бронзовом браслете,

Успокаивала: «Видишь,

Я была Аркадской девой,

Я невинности лишилась;

Я меж звёзд бродила долго

И кормила медвежонка

Молоком медвежьим сладким.

Я сошла к тебе на ложе

Успокоить, влагой вечной

Остудить виски седые»

Говорила так Каллисто,

Дочь Аркадии небесной.

И спросил её я тихо:

Не встречала ль ты на небе,

На пути, средь звёзд молочных,

Чудо девушку с глазами,

Словно карие светила?

У неё припухли веки

От пролитых слёз когда-то,

У неё гофре-туника,

Галстук на груди пунцовый?

И ступает, словно лани,

А бежит – быстрее ветра…

Не видала ль?..» Молча встала

С ложа дрёмного Каллисто,

Молча стала подниматься,

Потолок раздвинув, в небо.

Звёзды яркие мерцали,

И меж них она поплыла,

Шкуру яркую набросив.

Мог ли я поверить?

…Без звонка не ходят в гости;

По домам сидят, как крысы,

Топоча на злобных тапках.

За столом, в конце недели,

Не поют похмельных песен:

Рюмок звон не слышен, жалоб

Шестиструнка не роняет.

Все в углы свои забились,

На замки позапирались,

Или в транспорте, как мухи,

Лапки офисные чешут,

Вылупляются в экранцы.

Что так будет, в оны годы

Мог ли я поверить, школьник,

Нежно в девушку влюблённый,

Простоявший в телефонной

Будке больше полувека,

Трубку к уху прижимая,

Ради шороха молчанья?..