Дрофенко Сергей. А все, что унесу с собой... 10/10

Интересно, что все его биографии указывают: прямо - на знаменитого зятя-чтеца стихов и косвенно - на тот факт, что он был незаметным чернорабочим литературы и, в частности, поэзии своего времени.

Уже сейчас такой взгляд кажется, как минимум, предвзятым, посмотрим, как это будет видеться в будущем...

Очень интересная задумка, Михаил, это размещать в рамках

Страницы Памяти

тех ныне забытых и полузабытых поэтов, которые и в свое-то время

не были очень уж обласканы издательствами, что советскими, что антисоветскими

но все же были литературными профессионалами (в нашем с вами, надеюсь, понимании)

Когда мы с Линой беседовали о "устном народном творчестве" - это немного о другом

но и когда речь идет о лидерах, начиная от Бродского и заканчивая, скажем, евг. евтушенко

то эта значимая когорта не только не исчерпывает литературы в целом,

но и существенно искажает представление об эпохах, "как они были"

кстати, благодарен вам за публикацию В.Бокова, хоть и не на "Странице памяти"

Опять же возвращаясь к беседе с Линой, для Памяти нужны собиратели фактов про эпоху

ну что-то типа "архивариусов поэтических событий"

Игорь,

спасибо вам за поддержку и помощь: добро пожаловать и с другими именами, которые вы захотите предложить для этой страницы!

Это не только архив, на мой взгляд, но и определенный уровень поэзии, который, на мой взгляд, часто выше официального соответствующих эпох.

))

Добавлю немного по теме, Михаил

Термин "официальная поэзия" до сих пор в ходу,

хотя какая поэзия нынче "официальная"?

Но уж в шестидесятые на виду были поэты модные,

а не официальные

(евтушенко, вознесенский, ахмадулина)

Скажем, близок к властным кругам был Винокуров

однако его поэзия был классического разлива, хотя и не того, полета

какова была его тогдашняя востребованность

Думаю дело не в "официозе" (имевшем место в те далекие уже годы

и сильно искажавшем картину с точки зрения нас, тогда еще несмысшленышей),

а в том, что уровень поэзии второго плана тогда был неизмеримо выше

чем казалось нам тогдашним

Сложность как раз в том, что у меня в "архиве" таких имен не одно-два, а сотни

если не тысячи

но что-то особое я обязательно отберу и предложу

Игорь, да, терминология - дело тонкое, но, конечно, мы имеем в виду тех авторов, кого не ждали с распростёртыми объятиями ни издательства, ни публика.

Я уверен, что вы предложите самых поэтичных авторов!

))

Воронежский поэт Павел Леонович Мелехин (1939-1983) имел своеобразное представление об авторском праве и чувстве собственной значимости: «Жизнь Мелехина вечно была не устроена, и, видимо, для того, чтобы хоть чем-то её скрасить, он пускался на всякие проделки. Так, он от имени Воронежской писательской организации сам прислал однажды в «Литературную газету» телеграмму о своей смерти. А редакция, не проверив этого печального факта, опубликовала сообщение о кончине поэта. Всё это, конечно, вскрылось, был шум, имя Мелехина долгое время многократно упоминалось во время разговоров на литературные и окололитературные темы. А в семидесятых годах, когда он переехал жить в Подмосковье, разнесся слух, что он пишет стихи за воронежского поэта Михаила Касаткина. И когда Павел зашёл в редакцию альманаха «Поэзия», я позвал его в свой кабинет и спросил: - Слушай, Паш, я уже от нескольких человек слышал, что ты пишешь стихи за Касаткина... Нисколько не смутившись, он выпалил: - Конечно, пишу! Разве он сам может сотворить что-то путное? Я удивился: - А зачем? Он мне немедленно всё объяснил: - У меня написаны горы стихов. Они без движения валяются годами - бегать по редакциям, устраивать их в журналы да в газеты, унижаться я не люблю. А жить-то нужно. Да у меня и ребёнок родился, тоже молока просит... Так вот, когда мне до зарезу нужны деньги, я звоню в Воронеж: «Миша, срочно присылай три сотни. А я тебе на эту сумму немедленно вышлю стихи». Я не поверил ему: - Правда?! - Да абсолютная правда! Я и не только за него пишу стихи. Ещё, пожалуй, найдется целый десяток человек, которым я продаю их. Я усомнился в этом, но Павел твёрдо сказал: - Дело, конечно, ваше - верить мне или не верить. Но это действительно так! Когда-нибудь это будет известно всем!.. Потом в «Литературной газете» появилась заметка о том, что в поэтических книгах П. Мелехина и А. Головкова, вышедших в «Советском писателе», есть несколько стихотворений, в которых совпадают не только отдельные строки, но и целые строфы. Я сверил их. И в самом деле нашёл эти совпадения... Болезнь Павла прогрессировала. Он стал писать жалобы во все инстанции, в которых правдивые и горькие факты перемежались с явно вымышленными и невозможными. В одном из писем, копию которого Павел отдал мне, он требовал от очень высоких инстанций не только публикации его стихов, но и присвоения ему звания Героя Советского Союза за смелые разоблачения многих ответственных чиновников Союза писателей!.. Не больше и не меньше - звания Героя Советского Союза. Кончилась его жизнь трагически - он выбросился из окна... Уже после его смерти в «Советском писателе» вышла книга стихов М. Касаткина. И вдруг... Кто-то обнаружил, что одно стихотворение является акростихом. Из первых букв, начинающих каждую строку, сложилось: «Касаткин ти говно». Слова, начинающегося на «ы», не нашлось... Мог ли сам автор так «тепло» отозваться о себе? Я имел прямой разговор с Касаткиным. Он объяснил мне очень путано, что, мол, Мелехин правил эти стихи и таким образом поиздевался над ним. Но возникает вопрос: за что? И ещё один: можно ли править до такой степени, чтобы получилось что-то совершенно немыслимое? Каждый человек, хоть немного знакомый с поэтической работой, знает, что для этого нужно все стихотворение переписать заново. И почему Мелехин должен был это делать? Я вспомнил фразу Павла: «Когда-нибудь это будет известно всем!» Вероятно, он имел в виду и этот акростих...». Старшинов Н.К., Что было, то было… На литературной сцене и за кулисами: весёлые и грустные истории о гениях, мастерах и окололитературных людях, М., «Звонница-МГ», 1998 г., с. 404-405.

Источник: vikent.ru/enc/2777/

Я прощаюсь: пора!

Павел Мелехин

Я прощаюсь: пора!

Проплывает на уровне полки

Вся поросшая лесом гора,

Как огромная ёлка.

На макушке – луна,

Как игрушка, сияет на совесть,

Голубым леденя

Карнавально несущийся поезд.

Я б замкнулся, как скит,

Но встаёт впереди неизвестность,

И бежит, и бежит

За окошком чужая окрестность.

Выдаст мне, не тая,

Хоть одну она верную душу,

Без которой моя

Никогда не проглянет наружу?

Без которой в груди

Ты верёвочкой, горе, завейся…

Как всегда, впереди,

Не сливаясь, сливаются рельсы.

Далеко не впервые читаю стихи Сергея Дрофенко, и не впервые думаю, что он не был чернорабочим литературы, хоть его имя и не на слуху. Поэтов иже с ним советская критика относила к разряду "тихих" поэтов, но она обожала всяческую кастовость литературы, и постоянно внедряла в сознание читательских масс немудрящую мысль, что столичные поэты, это - команда профессионалов, а лиги региональные и тихие, это - так себе, любители. Редкие фигуры прорывали этот заслон. Навскидку могу назвать троих: Рубцова, Чухонцева, Панченко. Разумеется были ещё, но их было меньшинство. Таким образом, в этом смысле, нам остаётся преодолевать инерцию социалистической кастовости в литературе, поскольку полузабытый статус таких поэтов, как Дрофенко, Передреев, Прасолов и многих других, неслучаен и абсолютно несправедлив.

Пикантная история, Игорь, не менее пикантная, чем растиражированная Сарновым история про стихи Ахматовой в книге Журавлева, если не ошибаюсь. Спасибо, что привели!

Спасибо за заинтересованность по отношению к "тихой" поэзии, Феликс

И спасибо Михаилу Тищенко за  аму идею создать на сайте Страницу Памяти

Когда я только начинал знакомиться с массовой поэзией сначала советских времен

а потом уже и времен Интернета

я страшно удивился тому, насколько у даже совершенно никому не известных авторов

отдельные стихи могт быть хороши

Дело думаю не в какой-то ангажированности советских издателей (хотя претензий к ним много)

которые рекламировали кого-то "ненужного городу и миру"

а в постоянной переоценке ценностей в литературе и обществе

но это разговор долгий и не простой

лучше просто возвращать в литпроцесс качественных авторов прошлого

Дрофенко, Передреев, Прасолов и другие сильные авторы вошли в литературу отчасти усилиями Вадима Кожинова

общественные взгляды которого довольно спорны (для меня)

каждому свое

Совершенно верно, Игорь, фигура Вадима Кожинова, без сомнения одна из самых спорных среди поколения пришедшего в литературу после 20 съезда, ставшего уже притчей во языцех. Был ли он юдофобом? Не уверен, он относился к тем говорителям,  которые ратовали за Россию для русских, точнее, за Израиль для евреев. Вот, тонкая черта, он был сионистом пошиба Нашего современника и Молодой гвардии, но вкусовые пристрастия у него были отменные. Помню случился в Лите моего времени не-то семинар, не-то чтения, посвящённые Тютчеву. Разумеется, в какой-то момент на трибуне оказался Кожинов, и запел свою песню про отзывчивость русской души и про русскость Тютчева. Мысли, конечно, не мудрящие, и по сути, верные, но произнесенные с таким апломбом, что реплика одного из наших профессоров с места о том, что Тютчев, произошёл от чечероне, то есть у поэта - итальянские корни ( что тоже на сегодняшний день, да и тогда в 89том, особой новостью не является) вызвала взрыв одобрительного смеха.